Николай 2 помочился в японском храме. Ранение цесаревича николая александровича в японии. Взрыв в Зимнем дворце

В популярной исторической литературе давно существует устоявшаяся версия о событиях покушения самурая на наследника престола цесаревича Николая Александровича во время его знаменитого морского путешествия на Восток в 1890–1891 гг. в японском городе Оцу. Встречаются разночтения в наименовании этого небольшого местечка (Отсу, Отцу, Оцу). Во многих исторических работах и документальных фильмах приводятся сведения, что якобы кузен цесаревича, греческий принц Георг (1869–1957) подставил в момент покушения под саблю террориста свою трость, чем смягчил удар и тем спас жизнь будущего императора Николая II. В частности, в книге нашей соотечественницы писательницы Л.П. Миллер, которая живет в Австралии, указывается: «В Японии на него было совершено покушение. На вокзале города Оцу внезапно выскочил прятавшийся японец-самурай и ударил его мечом. Лезвие оружия скользнуло по голове Цесаревича и нанесло ему неглубокую рану в области лба. Самурай размахнулся второй раз, намереваясь рассечь голову будущего царя, но греческий принц Георг, который был рядом, успел вовремя отпарировать удар своей палкой» .

Приведенная версия происшествия отличается от большинства других, но это не творческая выдумка или художественный ход писательницы. В частности, все в тех же упомянутых нами мемуарах великого князя Александра Михайловича утверждается: «На следующий день мы расстались: я вернулся к прерванной охоте, а Николай Александрович продолжал свой путь в Японию. На вокзале в Киото какой-то изувер ударил его саблей по голове, и если бы принц Георг Греческий не ослабил силу удара, наследник поплатился бы жизнью» .

Многочисленные архивные документы свидетельствуют о другом ходе событий. Попытаемся разобраться, где мифы, а где реальность.

Весной 1890 года цесаревич Николай Александрович заканчивал регулярные занятия. В связи с этим у императора Александра III возникла мысль отправить своих двух старших сыновей Николая и Георгия в большое заграничное путешествие.

Долго это дело обсуждалось, не могли прийти к окончательному решению насчет маршрута. План путешествия составлял наставник цесаревича генерал Г.Г. Данилович, которому помогали адмирал И.А. Шестаков, географ А.И. Воейков и капитан 1-го ранга Н.Н. Ломен. В основном выдвигалось два варианта. Первый через Атлантический океан, далее через Америку, Тихий океан и Сибирь, т. е. кругосветное путешествие. Посетить Североамериканский континент очень рекомендовал брат царя, великий князь Алексей Александрович (1850–1908), который всю жизнь служил во флоте. Однако этот маршрут, а фактически кругосветное путешествие, не могло закончиться ранее, чем через год. Другой предполагал морской поход через Суэцкий канал по Красному морю и Индийскому океану вокруг Азии до Японии, затем через Америку и далее домой. Второй план путешествия имел еще короткий вариант: после посещения Японии вернуться в Петербург не через Америку, а через Дальний Восток и Сибирь, т. е. через всю необъятную Российскую империю.

7 января 1890 года Александр III имел со старшим сыном Николаем обстоятельный разговор о предстоящей поездке. Цесаревич этой неожиданной беседой был смущен и взволнован. Августейший отец ему сообщил, что решил отправить его вместе с братом Георгием в морское путешествие вокруг Азии, с посещением Японии и Североамериканских Штатов, что было важно в международном аспекте. Послушный Николай не стал возражать, как никогда не возражал и раньше, хотя сам он предпочитал из путешествия вернуться домой через давно манившие его просторы Сибири, где редко бывал кто-либо из Дома Романовых.

Таким образом, вопрос был окончательно и бесповоротно решен. Поездку наметили на осень, а пока обсуждали детали, утверждали подробные маршруты и программу путешествия по осмотру достопримечательностей различных стран мира, посещение высших должностных лиц и правителей, церемониал визитов; определялся и состав свиты цесаревича. Однако, как ни старались, но оказалось, что все предвидеть и учесть было просто невозможно.

Главный смысл этой познавательной экспедиции состоял в том, чтобы, с одной стороны, способствовать расширению кругозора будущего «самодержца» Государства Российского, а с другой – научить его самостоятельно принимать решения и нести полную ответственность за свои слова и поступки.

Цесаревич покинул Гатчину 23 октября 1890 года. По железной дороге он и спутники прибыли в Вену, а оттуда в Триест и там 26 октября пересели на военный русский фрегат «Память Азова».

В октябре 1890 года наследник престола в сопровождении свиты и родного брата Георгия Александровича (1871–1899) начал большое заграничное морское путешествие, посетив многие страны мира. Путешествие для цесаревича Николая и его молодых спутников оказалось интересным и познавательным. Он видел грандиозный Суэцкий канал, вместе с принцами шведским и греческим поднимался на пирамиду Хеопса, восхищался Индией и экзотикой тропиков, побывал в Индонезии и Китае. Однако его родной брат великий князь Георгий Александрович в связи с резким ухудшением состояния здоровья (болезнь легких) вынужден был прекратить дальнейшее плавание и вернуться с полдороги (от Цейлона) в Россию. У самого цесаревича Николая в самом начале круиза, судя по всему, было подавленное настроение. В письме из Афин от 5 ноября 1890 года он с грустью писал домой:

«Моя милая душка Мама,

Я только что получил твое чудное длинное письмо, за которое я не могу тебя достаточно поблагодарить. Пока я его читал, я едва удерживался от слез, при воспоминании того ужасно грустного и тяжелого дня, когда мы расстались на так долго! Пока мы ехали, я все время мысленно был с вами в Гатчине и час за часом следил за тем, что вы должны были в это время делать. Единственным утешением в вагоне были завтраки и обеды, в разговорах с моими спутниками я забывал на несколько минут мое горе. Я так тронут тем, что ты говоришь в твоем письме, и я молю Бога, чтобы Он тебя утешил и не позволил бы грустить о нашем отсутствии! Подумай, милая Мама, каждый день, который проходит, все приближает счастливый день нашего возвращения домой…

Первые три дня мы провели у себя спокойно, но, как я уже писал в телеграмме, после этого началась серия балов подряд: первый был во дворце, второй у французского посланника (Doyen) и сегодня третий – у Опу. В сущности, я очень веселился, почти как у нас; много знакомых: с прошлого года и порядочно красивых дам – жаль только, что балы следуют три дня подряд. В общем, они чрезвычайно напоминают наши балы, только мазурку не танцуют. Вчера у француза было страшно тесно, мне в первый раз пришлось плясать во фраке; говорят, что сегодня у Опу будет еще меньше места. Наши моряки очень усердно танцуют, Оболенский и Волков также, Барятинский не может, а Кочубей и Ухтомский не умеют…

Жаль, что мы остаемся тут всего неделю, тете Ольге (греческая королева Ольга Константиновна. – В.Х. ) так хотелось устроить праздник на «Азове», но положительно времени недостает. Мы уходим в среду 7-го в Порт-Саид и надеемся быть в Каире 10-го. Завтра уезжают д. Павел [Александрович] и Аликс (великокняжеская семья. – В.Х. ), она привезет тебе это письмо. Ожидаем с громадным нетерпением прибытия первого фельдъегеря в Каир.

Теперь прощай, моя милая душка Мама. Нежно обнимаю тебя, дорогого Папа, Ксению, Мишу и Ольгу. Низкий поклон от моих спутников. Да хранит тебя Бог!

На столе в каюте наследника, рядом с фамильными портретами, постоянно находился и портрет любимой принцессы Аликс. Еще во время путешествия Николай Александрович через курьера получил долгожданное письмо от великой княгини Елизаветы Федоровны (1864–1918), где содержались обнадеживающие новости:

«Петербург.

Дорогой Ники!

С любовью благодарю за твое милое письмо. С тех пор как я в последний раз писала тебе, у нас столько всего произошло – Сергея [Александровича] назначили генерал-губернатором Москвы. Мы были очень тронуты тем доверием, которое твой отец оказал моему дорогому мужу, дав ему такую важную должность, и добротой и любовью, которые он проявил, сделав Сергея своим генерал-адъютантом. Но ты легко можешь себе представить, как нас взволновало начало совершенно новой жизни…

Я получила несколько писем от Пелли (т. е. принцессы Аликс. – В.Х. ). Бедняжка, она мучает себя еще больше, чем всегда, и умоляет передать тебе со всей определенностью, что она вправду считает, что этому никогда не бывать. Но ее любовь сильнее, чем раньше, и я вижу, что она думает только о тебе. Тебе придется воевать самому, а я все же всегда надеюсь на Божью помощь. Почему не встретится такое глубокое чувство с обеих сторон? Я даю ей книги – те же, которые я прочла сама, и она, к счастью, их читает и, может быть, в конце концов, так полюбит эту веру, что это даст ей решимость мужественно встретить все, то недоброе, что могут о ней сказать. И, наконец, я помню, как сама думала, что никогда не переменюсь, а сейчас так счастлива этим. Она передает тебе большой привет. Молись, дорогой, очень усердно, и, может быть, все будет хорошо.

Суббота перед Вербным воскресеньем будет для меня великим днем. В нашей маленькой церкви эта служба пройдет очень тихо, а после Пасхи мы уедем в Москву.

У нас стоит тихая погода, а за границей везде холодно, совершенно необычно для этого времени года.

От нас обоих большой привет,

остаюсь твоя любящая

Великая княгиня Елизавета Федоровна (старшая сестра принцессы Аликс), как сообщала в письмах цесаревичу, твердо решила принять православие. Это стало общим знаменательным событием для всей Императорской фамилии. Великий князь Константин Константинович (1858–1915) записал в своем дневнике:

«1891 год. Санкт-Петербург

Вчерашний день был знаменателен для нашего Дома: Элла присоединилась к Православию. Она сделала это не из каких-нибудь целей, а по твердому убеждению, после зрелого двухлетнего размышления. Трогательный обряд присоединения совершился у Сергея [Александровича] в его домовой церкви, рано утром. Присутствовали Государь, все семейство (кроме Михен и моей жены, которым как лютеранкам неудобно было присутствовать) и некоторые близкие знакомые. За обедней Элла причастилась…» .

В связи с этим событием цесаревич подарил своей тете Элле небольшой образ Спасителя на золотой цепочке, с которым она не расставалась вплоть до мученической смерти от рук чекистов в 1918 г. Эта реликвия (по некоторым сведениям) в настоящее время хранится в храме-памятнике Николаю II в Брюсселе в Бельгии.

Однако вернемся к путешествию цесаревича Николая Александровича, которого поджидали роковые превратности судьбы.

15 апреля 1891 года экспедиция русского престолонаследника прибыла в Нагасаки, где была очень торжественно встречена. Затем началась познавательная поездка по Японии.

После двух недель пребывания в Стране восходящего солнца, престолонаследник с сопровождающими из древнейшей японской столицы Киото поехали в городок Оцу. Осмотрели древний храм, а затем наступил торжественный обед у губернатора. По окончании трапезы сели в повозки-рикши и отправились обратно.

Круиз завершился в Японии неожиданным покушением на наследника Российского престола. Дело обстояло так, 29 апреля 1891 года цесаревич Николай Александрович и сопровождавший его в этом путешествии кузен, греческий принц Георг (1869–1957), в отличном расположении духа отправились в очередную поездку по стране в небольшой городок Оцу. Ничего, казалось бы, не предвещало беды. Однако, проезжая по одной из узких улочек уютного городка, Августейший гость подвергся неожиданному нападению полицейского.

Вот как сам цесаревич Николай Александрович описал этот инцидент 29 апреля в своем дневнике: «Проснулся чудесным днем, конец которого я бы не видел, если бы не спасло меня от смерти великое милосердие Господа Бога! В 8½ [часов] отправились в дзинрикися (т. е. в коляске рикши. – В.Х. ) из Киото в небольшой городок Оцу, куда приехали через час с ¼, удивлялся неутомимости и выносливости наших джинрикшей. По дороге в одной деревне стоял пехотный полк, первая часть, виденная нами в Японии.

Немедленно осмотрели храм, и выпили горького чаю в крошечных чашках; затем спустились с горы и поехали к пристани. Ехали вдоль канала, прорытого из оз[ера] Бива внутри гор, работа поистине египетская! С пристани отправились на паровых катерах по озеру к дер[евне] Карасаки, где на мысе стоит огромная сосна около 1000 лет и при ней маленький храм. Здесь рыбаки поднесли разного рода рыбы, только что вытащенные при нас – лососи, форели, лещи, плотва и др.

Вернувшись в Оцу, поехали в дом маленького кругленького губернатора. Даже у него в доме, совершенно европейском, был устроен базар, где каждый из нас разорился на какую-нибудь мелочь; тут Джоржи () и купил свою бамбуковую палку, сослужившую мне через час такую великую службу.

После завтрака собрались в обратный путь. Джоржи и я радовались, что удастся отдохнуть в Киото до вечера! Выехали мы опять в джинрикшах в том же порядке и повернули налево в узкую улицу с толпами по обеим сторонам. В это время я получил сильный удар по правой стороне головы над ухом, повернулся и увидал мерзкую рожу полицейского, который второй раз на меня замахнулся саблею в обеих руках.

Я только крикнул: “Что тебе?” и выпрыгнул через джинрикшу на мостовую; увидев, что урод направляется на меня и что его никто не останавливает, я бросился бежать по улице, придерживая кровь, брызнувшую из раны. Я хотел скрыться в толпе, но не мог, потому что японцы, сами перепуганные, разбежались во все стороны. Обернувшись на ходу еще раз, я заметил Джоржи, бежавшего за преследовавшим меня полицейским. Наконец, пробежав всего шагов 60, я остановился за углом переулка и оглянулся назад. Тогда, слава Богу, все было окончено: Джоржи – мой спаситель – одним ударом своей палки повалил мерзавца; и когда я подходил к нему, наши джинрикши и несколько полицейских тащили того за ноги; один из них хватил его же саблей по шее.

Все ошалели; чего я не мог понять, это каким образом Джорж, я и тот фанатик оставались одни посреди улицы, как никто из толпы не бросился помогать мне и остановить полицейского. Из Свиты, очевидно, никто не мог помочь, так как они ехали длинной вереницей; даже принц Арисугава, ехавший третьим, ничего не видел. Мне же пришлось всех их успокаивать, и я нарочно оставался подольше на ногах. Рамбах сделал первую перевязку, а главное, остановил кровь; затем я сел в джинрикшу, все окружили меня: и так шагом мы направились в тот же дом. Жаль было смотреть на ошалевшие лица принца Арисугава и других японцев; народ на улицах меня тронул; большинство становилось на колени и поднимало руки к лицу в знак сожаления. В доме губернатора мне сделали настоящую перевязку и положили на диван в ожидании прибытия поезда из Киото. Более всего меня мучила мысль о беспокойстве дорогих Папа и Мама и о том, как написать об этом случае в телеграмме. В 4 час[а] отправились на жел[езную] дорогу под большим конвоем пехотного батальона. В поезде и в карете в Киото голова сильно ныла, но не от раны, а от туго завязанного бинта. Как только приехали к себе, сейчас же доктора приступили к заделке повреждений на голове и к зашиванию ран, которых оказалось две. В 8½ [часов] все было готово; я себя чувствовал отлично, после скудного (диета) обеда лег спать с мешком льда на башке. Вот как благодаря милости Божьей этот день благополучно кончился!» .

30 апреля 1891 года вечером МИД Российской империи получил от русского посланника телеграмму о покушении на жизнь наследника русского престола. Два часа спустя, в 22 ч. 30 м., телеграмму передали в Гатчину – императору Александру III:

Сегодня на улице в г. Отсу полицейский нижний чин бросился на цесаревича и ударил его саблей по голове. Рана до кости, но, по словам наших докторов, благодаря Богу, неопасна. Его Высочество весел и чувствует себя хорошо. Хочет продолжать путешествие, привел всех в восторг своим хладнокровием. Японцы в совершенном отчаянии. Князь Барятинский доносит подробно. Я выразил по телеграфу министру иностранных дел (Японии. – В.Х. ) мое негодование».

Цесаревич Николай Александрович вскоре написал письмо матери с описанием произошедшего нападения на него японского полицейского, в основном повторив то, что записал в дневнике. Он стремился быстрее лично успокоить дорогих родителей, заверив их, что чувствует себя хорошо.

В храмах по всей России был отслужен благодарственный молебен за спасение наследника престола. В дальнейшем этот день в царской семье регулярно отмечался в течение всей жизни Государя Императора Николая II.

Как отмечал князь Э.Э. Ухтомский (1861–1921), находившийся в свите и позднее написавший трехтомник «Путешествие на Восток Его Императорского Высочества Государя Наследника Цесаревича. 1890–1891» , первыми словами Николая Александровича после этого инцидента были: «Это ничего, только бы японцы не подумали, что это происшествие может чем-либо изменить мои чувства к ним и признательность мою за их радушие». Эти же слова были повторены «цесаревичем тотчас же принцу Арисугава, подбежавшему к нему несколько секунд спустя».

Великий князь Константин Константинович 1 мая 1891 г. записал в дневнике: «Когда я встал вчера, камердинер Степанов показал мне “Правительственный вестник”, в котором была телеграмма об избавлении Цесаревича от грозившей ему опасности. Это было в Японии, в окрестностях города Киото. На наследника напал японец-полицейский и нанес ему удар саблею по голове. Бывший тут мой племянник Georgie, грек, повалил на землю злоумышленника, ударив его палкой. Рана Цесаревича, к счастью, не опасна, он не слег и чувствует себя хорошо. В Гатчине был назначен благодарственный молебен. Я и так собирался ехать туда являться по случаю выступления в командование [Преображенским] полком, а тут и вся семья туда поехала. Я был позван к Государю в его приемный кабинет, хотя прием и был отказан. Я вошел к Государю, как только кончился доклад статс-секретаря по делам Финляндии Дена. Царь меня поцеловал и, выслушав мои поздравления со спасением Цесаревича, сказал, что телеграммы приходят успокоительные, что у Ники нет лихорадки, и он продолжает путешествие» .

Весь мир переживал это драматическое происшествие, но больше всех беспокоились в Российской империи, куда весть об инциденте пришла по телеграфу в тот же день. Известный поэт Аполлон Николаевич Майков (1821–1897) под впечатлением нахлынувших патриотических эмоций написал стихотворение, посвященное чудесному спасению наследника престола.

Царственный юноша, дважды спасенный!

Явлен двукрат Ты Руси умиленной,

Божия Промысла щит над Тобой!

Вихрем промчалася весть громовая,

Скрытое пламя в сердцах подымая

В общем порыве к молитве святой.

С этой молитвой всей русской землей,

Всеми сердцами Ты глубже усвоен…

Шествуй же в путь свой и бодр и спокоен…

Чист перед Богом и светел душой.

Получив тревожную весть, император Александр III был глубоко потрясен и тяжело переживал за благополучие цесаревича. Он 6 мая 1891 года написал сыну (в день его рождения) трогательное письмо, в котором имеются такие строки: «От всей души благодарим Господа, милый мой Ники, за Его великую милость, что Он сохранил тебя нам на радость и утешение. До сих пор еще не верится, чтобы это была правда, что действительно ты был ранен, что все это не сон, не отвратительный кошмар. Никогда не забуду, когда получили первое сообщение об этом ужасном происшествии… Как достаточно благодарить Господа, что Он тебя сохранил и что ты мог уже через день вернуться на фрегат к эскадре и быть снова среди своих и дома! Я воображаю отчаяние Микадо (императора Японии. – В.Х. ) и всех сановников японских, и как жаль для них и все приготовления и празднества – все пропало и не к чему! Но Бог с ними со всеми, радуюсь и счастлив, что, благодаря всему ты можешь начать обратное путешествие скорее и раньше, дай Бог, вернешься к нам! Что за радость будет снова быть всем вместе и дома, дождаться этого не могу от нетерпения. Ни о чем другом не могу сегодня писать, так эти дни мы мучились и беспокоились… Сегодня день твоего рождения, а я так увлекся, что и не поздравил тебя, но все письмо – поздравление и благодарение Всемогущему за все Его милости! Христос с тобой, мой дорогой Ники! (Истинно Он был с тобой).

Император Александр III приказал прервать путешествие и возвратиться в Россию, куда цесаревич и прибыл 11 мая 1891 года, где его ждали ответственные поручения. Цесаревич Николай Александрович присутствовал во Владивостоке на закладке памятника адмиралу Г.И. Невельскому и сухого дока в гавани. Он участвовал при начале работ по созданию Уссурийского участка Сибирской железнодорожной магистрали, 19 мая присутствовал при закладке здания вокзала на станции «Владивосток».

Цесаревич возвращался в Санкт-Петербург из Владивостока через всю Российскую империю, где на перекладных, где пароходом, т. к. железная дорога на тот момент была проложена только до Оренбурга. Мало кто знает, но наследник престола Николай Александрович в этот период посетил Тобольск, где при Временном правительстве и большевиках он будет отбывать с семьей ссылку. В дневнике цесаревича за 1891 год читаем:

Рано утром пришли в село Самарово уже на Иртыше, где была собрана громадная депутация от всех волостей Тобольской губернии; их 260. Она поднесла хлеб-соль на красивом золотом блюде. У пристани поставлен шатер, очень кстати по случаю проливного дождя, лившего всю ночь. Несколько человек хотело поднести зверей: медвежонка, двух лисиц, оленя; но с ними было поступлено так же как на Уссури и на Амуре: звери оставлены, а хозяева одарены. В 9 ч. пошли вверх Иртыша, он вначале так же широк, как Обь. Далее берега становятся более густонаселенными и живописнее, нежели Обские, где сплошь тянутся тундры в обе стороны. Шли очень хорошо против течения. Вечером играли в макао, что напомнило всем веселое время на «Владивостоке» во время плавания по Янтсе-киангу; разумеется, проиграл 40 руб. Ухтомский же по обыкновению выигрывал и срывал все банки. В 12 час. пришли в село Демьянское, где грузились дровами, тут же представилась депутация с хлебом-солью от граждан г. Кургана, в числе пяти купцов.

Проснулся поздно с отвратительной погодой. Почти целый день писал письма. В 7 час. вечера пришли в Тобольск при тусклом сером освещении. На пристани как всегда встретил городской голова с хлебом-солью, граждане гор. Тюмени и ремесленное общество с блюдами; затем все власти, офицеры и почетный караул от Тобольского резервного батальона. Сел в коляску с Тройницким и поехал на гору в собор по оригинальным досчатым улицам города; порядка было гораздо меньше чем в Томске. Из собора пошел осмотреть ризницу, в которой хранится множество весьма любопытных предметов, относящихся ко времени покорения Сибири! Посетив преосвященного… (далее пропуск чистого места. – В.Х. ), поехал в музей. Здесь меня более всего интересовал колокол, сосланный из Углича за то, что он бил в набат в день смерти царевича Дмитрия. Мне также очень понравилась необширная, но редкая библиотека. Оттуда прошел в сад, где были собраны все учебные заведения. Осмотрел памятник Ермаку, от которого великолепный вид на город и Иртыш. В летнем общественном собрании городские дамы угощали чаем; познакомился со старухой-девицей, которая в 1837 г. танцевала с Анпапа (имеется в виду Александр II. – В.Х. ) здесь во время Его путешествия по Западной Сибири. Проехавши по городу в сырой темноте, вернулся на пароход, где ожидал фельдъегерь с письмами. После ужина простился с Тобольском, и мы отвалили и пошли дальше. Поиграл в домино» .

Только 4 августа 1891 года счастливые родители со слезами на глазах смогли обнять своего старшего сына в Петербурге.

Происшествие в Японии, как, впрочем, и все, что происходило в Императорском Доме Романовых, стало вскоре достоянием широких кругов общества. Известный московский репортер В.А. Гиляровский (1855–1935) набросал довольно едкий и актуальный для всех времен экспромт, который тайно ходил по рукам:

Приключением в Оцу

Что сынок побит полицией.

Цесаревич Николай,

Если царствовать придется,

Никогда не забывай,

Что полиция дерется.

Покушение на Николая Александровича в Японии показало, что жизнь представителей царской семьи не была гарантирована от террористов не только в России, но и за рубежом. В связи с этими событиями, на всякий случай, в царской семье великий князь Георгий Александрович 11 июня 1891 г. был назначен опекуном над младшим братом Михаилом.

Инцидент в Оцу вызвал массу толков как в России, так и в других странах. Он широко освещался на страницах мировой печати. Однако многие обстоятельства покушения на цесаревича, в частности, причины и цели, а также его организаторы, остались нераскрытыми. Вызывает интерес поведение тридцатисемилетнего полицейского-террориста в ходе следствия, который вроде бы долго не давал никаких показаний, а затем выдвинул сомнительную версию, что он принял цесаревича за того человека, который прибыл в страну со шпионскими целями для подготовки вторжения в Японию. В итоге Верховный суд приговорил Цуда Сандзо к пожизненному заключению, хотя японское правительство настаивало на вынесении ему смертной казни. Внезапная смерть осужденного в тюрьме спустя всего несколько месяцев после суда дала еще один повод полагать, что это не был маньяк-одиночка, а само покушение было подготовлено достаточно влиятельными силами.

Это «темное дело» позднее даже пытались привязать к дипломатическим и военным событиям Русско-японской войны 1904–1905 гг. В доказательство последнего часто ссылаются на авторитет влиятельного сановника графа С.Ю. Витте (1849–1915), который указывал в опубликованных воспоминаниях по этому поводу следующее: «Этот инцидент весьма тягостно отразился в Петербурге; он очень сильно подействовал на императора Александра III и не менее тягостно, что вполне естественно, подействовал и на наследника. Мне представляется, что это событие вызвало в душе будущего императора отрицательное отношение к Японии, т. е. я хочу сказать, что этот удар шашкой японского изувера, нанесенный в голову молодому цесаревичу, конечно, неблагоприятно повлиял на его впечатление о Японии и о японцах, в частности.

Поэтому понятно, что император Николай, когда вступил на престол, не мог относиться к японцам особенно доброжелательно, и когда явились лица, которые начали представлять Японию и японцев, как нацию крайне антипатичную, ничтожную и слабую, то этот взгляд на Японию с особой легкостью воспринимался императором, а потому император всегда относился к японцам презрительно.

Когда началась последняя ужасная и несчастная война, то в архивах всех министерств можно было найти официальные доклады с Высочайшими надписями, в которых император называет японцев “макаками”.

Если бы не было такого мнения о японцах, как о нации антипатичной, ничтожной и бессильной, которая может быть уничтожена одним щелчком российского гиганта, то, вероятно, мы бы не начали эту позорную политику на Дальнем Востоке, не заявили бы, что мы должны иметь верховенство в Тихом океане, не захватили бы Порт-Артур, не втюрились бы в эту войну и не пережили бы всех тех ужасов, которые мы переживали как во время войны, так еще больше как ее последствия…

Наконец, поездка из Владивостока через всю Сибирь на почтовых, конечно, тоже не могла не произвести реального впечатления величия той роли, которая Богом предназначена для молодого наследника, будущего императора.

Поэтому, естественно, все это вместе в мировоззрении молодого цесаревича не могло не занять своего места среди других впечатлений, которые должны были найти приют в сердце и уме цесаревича. Он гораздо более склонял свою голову, свой ум и свои чувства в направлении к Востоку и притом к Востоку Дальнему, нежели к Востоку Ближнему и к Западу.

Вследствие этого, можно сказать, поездка его на Дальний Восток в известной степени как бы предрешила и характер всего его царствования. Вот почему я говорю, что поездка эта была фатальна» .

Можно, конечно, соглашаться или нет с такими однозначными выводами графа С.Ю. Витте, но нельзя не учитывать, что воспоминания им писались в 1911 году, когда бывший министр давно находился в отставке и испытывал к царю, так сказать, не лучшие чувства. Впрочем, многие дипломаты отмечали, что Николай II во внешней политике определенно держался по крайней мере двух принципов: Россия должна наращивать свое влияние на Ближнем и Дальнем Востоке, в Средней Азии и прав был его прадед Николай I, когда говорил, что «где стоит русская нога, оттуда уходить нельзя». Вместе с тем известно, что Николай II высказывал в этой области политики и другое мнение: «Пойти вперед легко, остановиться трудно».

Однако вернемся к дневникам самого цесаревича во время нахождения его еще в Японии. Записи в дневнике в какой-то степени опровергают утверждения воспоминаний графа С.Ю. Витте. Спустя всего два дня после покушения, 1 мая 1891 года, Николай Александрович отмечает в поденной записи: «Встал бодрым и веселым… Все японское мне так же нравится теперь, как и раньше 29-го, и я нисколько не сержусь на добрых японцев за отвратительный поступок одного фанатика, их соотечественника; мне так же, как прежде, любы их образцовые вещи, чистота и порядок…» .

6 мая 1891 года цесаревич торжественно отметил на борту фрегата «Память Азова» свое 23-летие и лично вручил двум своим спасителям-джинрикшам «по золотой медали и по 2500 долларов каждому, сказав им, что они будут получать по 1000 дол[ларов] пенсии ежегодно до смерти» . По тем временам это были очень большие деньги.

В день отъезда из Японии 7 мая 1891 года наследник Российского Престола записал свои впечатления в дневнике: «Настал последний день нашей стоянки в японских водах; странно сказать, что не без грусти оставляю эту любопытную страну, в которой мне все нравилось с самого начала, так что даже происшествие 29-го апр[еля] не оставило после себя и следа горечи или неприятного чувства» .

Цесаревич Николай Александрович в тот же день написал большое и обстоятельное письмо отцу. Содержание этого послания приведем полностью:

Фрегат «Память Азова».

Мой милый дорогой Папа,

От всего сердца благодарю тебя за твое милое интересное письмо, несказанно меня обрадовавшее: то были первые страницы, написанные твоей дорогой рукой, которые я прочел после несчастного случая со мной в городе Оцу 29-го апреля. Я не могу достаточно благодарить Бога, что милый Борович (греческий принц Георг. – В.Х. ) был со мной тогда и только благодаря его смелости – я спасся! Он догнал бежавшего за мной полицейского и своей известной силой ударил его по голове; тот сразу повернулся и уже замахнулся на Джоржи саблей, но тотчас же смертельно бледный повалился на землю. Тогда на него набросились двое из моих молодцов дженрикшей (так в письме. – В.Х. ) и стали держать; так как он старался вырваться, то для верности один из них хватил его по шее саблей, и затем его оттащили в ближайший дом. Прибавляю тебе эти подробности, милый Папа, оттого что в последнем письме к Мама мне, кажется, я о них не упоминал. На голове у меня оказались две раны, но до сих пор спорный вопрос о том получил ли я два удара или один, причем сабля соскользнула, не разрешен. На шляпе один разрез; но я потерял ее после первого удара и, по-моему, единственного, и затем тотчас же выскочил из дженрикши, потому что увидел, что тот замахнулся во второй раз. Самое неприятное было бежать и чувствовать того подлеца за собой и вместе с тем не знать, как долго этого рода удовольствие станет продолжаться? Я боялся одного – упасть или просто ослабеть, так как в первую минуту кровь брызнула фонтаном. После обмывки и первой перевязки тут же на улице, кроме головы оказались еще порезанными правое ухо и рука, но это было просто царапины! Все ошалели, особенно японская свита; маленький принц Арисугава ничего не говорил до самого вечера, мне было просто жаль его. Вернулись к себе в Киото по железной дороге под конвоем пехотного батальона. Сейчас же Рамбах, Попов с «Азова» и Смирнов с «Мономаха» приступили к промывке и зашиванию ран. Я себя все время чувствовал великолепно и без всякой боли. Но что меня страшно мучило, это мысль о вашем беспокойстве и о том, что неверные слухи могли дойти до вас раньше моей телеграммы. Все это мне очень напоминало первые часы после нашего крушения (имеется в виду крушение царского поезда в Борках. – В.Х. ), когда думали о том, чтобы составить, возможно, более успокоительную телеграмму. На следующий же день 30-го апреля вечером приехал император из Токио с несколькими принцами и министрами, что было крайне любезно с его стороны. Отовсюду я стал получать телеграммы, адресы и подношения – из тех японских городов, в которых мы уже были, а также которые должны были посетить; большинство получалось из самого Киото – их Москвы. Тут для нас был приготовлен отличный отель, но так как заново отделанные комнаты сильно пахли, Джоржи и я перебрались в соседний чистый японский дом – той же гостиницы; в нем мы вполне наслаждались новой оригинальной обстановкой, а главное чистотой и свежестью воздуха. Все четыре дня в Киото мы провели в этом японском жилище; для меня это было новизной, так что я совсем не скучал, сидя в халате. 1-го мая император посетил меня; он был сильно взволнован и говорил шепотом через переводчика. Тогда же получили вашу депешу о возвращении в Кобэ на фрегат и в тот же день под вечер мы вступили на родную палубу. Я никогда не забуду приема на «Азове», где собрались офицеры со всех судов и ура! дорогой команды. «Азов» и «Влад[имир] Мономах» поднесли мне два образа, Шолберов с людьми также; до самого вечера я был сильно возбужден. Джоржи был подхвачен и обнесен на руках вокруг фрегата. – Поведением Шевича, нашего посланника, я не могу достаточно нахвалиться; дай Бог, чтобы между нашими дипломатами было побольше таких настоящих русских людей! – Милый Папа, пора кончать, «Джигит» с фельдъегерем должен идти в Иокогаму. Крепко обнимаю тебя, дорогой Папа, храни тебя Бог!

На следующий день 8 мая 1891 года в дневнике цесаревича еще одна запись: «И грустные, и радостные мысли толпились в голове, при расставании с Японией: первые оттого, что не удалось проехать через всю эту любопытную страну, которая мне понравилась больше всех других, а также потому, что предстоявший переход во Владивосток был последним на чудном «Азове», радостные мысли оттого, что благодаря этой перемене маршрута я могу вернуться домой двумя неделями раньше; пожалуй, успею захватить конец лагеря» .

Цесаревич 4 августа 1891 года наконец вернулся в Санкт-Петербург после долгого путешествия по сибирским просторам, о чем его родной брат великий князь Георгий Александрович (1871–1899) записал в дневнике:

В 7 часов перешли из Лисино в Тосно для встречи Ники. Утром было пасмурно, но скоро прояснило. Вставши в начале восьмого, пил кофе и затем облекся в мундир, так как был дежурным. В ½ 9 [ч.] поезд с Ники подошел к станции; после целований и обнимании он сел к нам в поезд со своей свитой; все были страшно счастливы его возвращению. Он очень пополнел и поправился. В ½ 11 [ч.] прибыли в Красное [Село], где была большая встреча. По дороге к нашему дому стояли войска. В 11 часов поехали к обедне и молебну, после чего был большой завтрак. Вернувшись к себе, читал; приехали Георгий и Сергей [Михайловичи]. В 5 часов пили чай у Папа и через час отправились на скачки, которые окончились благополучно. Потом вернулись домой и закусывали. В 8 часов поехали в театр, где давали скучную комедию “Собака садовника” и балет “Праздник лодочников”» .

Имеется и дневниковая запись великого князя Константина Константиновича за этот же день:

«Воскресенье. 4 .

4 августа принесло великую радость Царской семье и всем нашим войскам, расположившимся в Красном [Селе]: мы встречали Цесаревича, возвращавшегося из десятимесячного кругосветного путешествия, сопряженного с опасностью для его жизни. Он вернулся к нам возмужалый, пополневший, с большими усами и цветущим здоровьем» .

Спустя три недели великий князь Константин Константинович вновь обращается в своем дневнике к подробностям событий путешествия наследника престола:

Ездил кататься с Мама, чтобы иметь случай поговорить с глазу на глаз. Ей хотелось отвести душу со мною наедине. Ее тревожат недоразумения, возникшие во время путешествия Цесаревича с греческим Georgie на «Памяти Азова». Georgie спас ему жизнь, ударом палки свалив с ног убийцу-японца, покусившегося на жизнь Цесаревича в Отсу. Этот подвиг не заслужил Олину (имеется в виду великая княгиня Ольга Константиновна, королева греческая. – В.Х. ) сыну ничьей благодарности, об нем даже старались умалчивать, приписав спасение одному из полицейских. Государь даже слова не написал и не телеграфировал Georgie. Ему не было позволено сопровождать Цесаревича в путешествие по Сибири. Теперь разъяснилось, что свита Цесаревича, не ужившись с кают-компанией «Памяти Азова», невзлюбила и входившего в состав ее Georgie. Его оклеветали в глазах Государя, сообщали, будто Georgie имел дурное влияние на Цесаревича, и возводили на него всякую небывальщину.

Надеюсь, что все эти недоразумения будут разъяснены и устранены теперь, при свидании в Дании» .

Через три дня, т. е. 28 августа, великий князь Константин Константинович с удовлетворением записал в дневнике: «Оля телеграфировала, что Государь пожаловал ее сыну Georgie золотую медаль за спасение погибающего. По-видимому, в Дании состоялось объяснение и недоразумения устранены» .

Таким образом, 30 августа 1891 года император Александр III наградил принца Георга Греческого (1869–1957) золотой медалью «За спасение погибавших» для ношения на владимирской ленте. Тем самым он был официально признан спасителем наследника русского престола. Его трость затребовали в Санкт-Петербург, украсили драгоценными камнями и вернули назад – в Афины. Отблагодарили и двух рикш не только большими деньгами (о чем говорилось выше), но также наградили орденом Св. Анны. Впоследствии в Санкт-Петербурге на Гутуевском острове в память спасения цесаревича была воздвигнута церковь Богоявления (закладка состоялась ровно через год после покушения, а освящение – в 1899 году).

После возвращения с Дальнего Востока через необъятные просторы Российской империи в Санкт-Петербург цесаревич 21 декабря 1891 года записывает в своем дневнике:

«Рассуждали о семейной жизни. Невольно этот разговор затронул самую живую струну моей души, затронул ту мечту и ту надежду, которыми я живу изо дня в день. Уже полтора года прошло с тех пор, как я говорил об этом с Папа в Петергофе, а с тех пор ничего не изменилось ни в дурном, ни в хорошем смысле. Моя мечта – когда-либо жениться на Аликс Г[ессенской]. Я давно ее люблю, но еще глубже и сильнее с 1889 г., когда она провела шесть недель в Петербурге! Я долго противился моему чувству, стараясь обмануть себя невозможностью осуществления моей заветной мечты. Но когда Eddy (английский принц. – В.Х. ) оставил или получил отказ, единственное препятствие или пропасть между нею и мною – это вопрос религии! Кроме этой преграды, нет другой; я почти убежден, что наши чувства взаимны! Все в воле Божией. Уповая на Его милосердие, я спокойно и покорно смотрю на будущее» .

Еще через месяц, т. е. 29 января 1892 года, он напишет в дневнике: «В разговоре с Мама, утром она мне сделала некоторый намек насчет Елены, дочери гр[афа] Парижского, что меня поставило в странное положение. Это меня ставит на перепутье двух дорог: самому хочется идти в другую сторону, а, по-видимому, Мама желает, чтобы я следовал этой! Что будет?» .

Однако цесаревич Николай остался верным своему сердечному выбору и продолжал с упорством ждать, когда родители согласятся на этот брак. Принцесса Алиса (Аликс) отклонила предложение стать невестой английского наследника престола принца Альберта Виктора (Эдди, 1864–1892). Вскоре, 1 марта 1891 года, скончался ее отец, и она осиротела, но интуитивно чувствовала, что в мире есть еще одно сердце, в котором она живет. Время продолжало свой неумолимый бег.

Одна из малознакомых страниц истории — полное загадок покушение на Николая в Японии. В 1890-1891 гг. он, тогда еще только наследник престола, совершил длительное путешествие. Побывав в Австрии и Греции, он в Триесте сел на корабль «Память Азова», проделал длинный путь по Суэцкому каналу и Индийскому океану, посещая тамошние страны, знакомясь с их жизнью, правителями.

И прибыл в Японию. Приехав в Японию с дружескими намерениями, Николай едва не уехал с войной.

Когда 29 апреля (по старому стилю) 1891 года будущий царь следовал в Киото, осмотрев храмы Отсу и озеро Бива, на него и было совершено нападение. Сделал это призванный охранять высокого гостя из России японский полицейский Цудо Сандзо.

На узкой улице (ширина 4,5 метра), тесной от людей, высыпавших посмотреть на будущего царя, Цудо Сандзо дождался, когда джинрикша, везший коляску, в которой сидел наследник-цесаревич, поравнялся с ним. Тогда он выступил вперед, держа обеими руками рукоятку сабли, с размаху ударил высокого гостя саблей по голове, на которую был надет котелок. От удара котелок свалился с головы наследника на землю, кровь брызнула из раны. Видя, что не достиг своей цели убить, а только ранил жертву, самурай снова замахнулся и ударил по теперь уже непокрытой голове цесаревича, и снова только ранил.

Крикнув: «Что, что тебе?», Наследник Цесаревич выпрыгнул из коляски через джинрикшу на мостовую…

Никто из огромной массы народа, — зевак и блюстителей порядка — не схватил полицейского-злодея, никто не помешал ему, многие даже не видели, как произошло покушение. «Из свиты, очевидно, никто не мог помочь, так как они ехали длинной вереницей, даже принц Арисугава, ехавший третьим, ничего не видел», — писал позднее сам Николай. Злодей-самурай, пользуясь тем, что из охраны и свиты кто-то не видел нападения, кто-то - оцепенел, с саблей ринулся за раненой жертвой, чтобы довершить дело: нанести третий удар саблей. Цесаревич побежал, придерживая рукой раненую голову, из которой хлестала кровь.

Это было ужасно. Наследник не мог свернуть с середины улицы, укрыться в толпе от устроившего на него охоту самурая, так как люди в страхе шарахались от него. Когда Николай оглянулся в надежде, что взбесившийся полицейский уже схвачен, он увидел, что самурай все еще преследует его с саблей наголо. При этом его догонял принц Георг и джинрикши… Николай побежал дальше и оглянулся еще раз, только достигнув угла с переулком. В этот момент полицейский был уже повален на мостовую. В общей сложности Николай пробежал 60 метров. Цудо Сандзо скрутили рикши. Опасность миновала. К цесаревичу спешил его лейб-медик В.К. фон Рамбах, чтобы остановить кровь, перевязать раны, помочь уйти раненому от взглядов зевак…

Все эти факты известные, сто раз описаны разными авторами на разных языках. И разумеется, любого удивляет и возмущает, как убийца мог получить доступ к высокой персоне и на протяжении почти минуты Николай, по сути, вел поединок один на один. Но тут, к слову, стоит вспомнить историю, произошедшую несколькими десятилетиями раньше, когда предок Николая, Александр II, точно так же убегал от своего убийцы, причем вести борьбу в одиночку ему пришлось даже дольше. И происходило все чуть ли не под стенами Зимнего! Что делать, волна терроризма еще только поднималась, нравы были простые…

Странно, что мало кто задается противоположным вопросом. Цудо Сандзо был 36-летним мужчиной в расцвете сил. У него была великолепная позиция. Он наносит два удара по голове противника. А у того… лишь две глубокие царапины. Даже если бы в руках Цудо Сандзо был простой кусок железа длиной 70 см (длина сабли с ручкой), он бы все равно должен был проломить череп Николая так, что удары оказались бы несовместимы с жизнью. А тут — только хлынула кровь, Николай даже не потерял сознание от удара.

Наследник и принц Георгий Греческий

И я, может, никогда не задался бы этим вопросом, счел это счастливым случаем, везением, если бы случайно не попала мне на глаза фотография, на которой были сняты сидевшие в двух новеньких колясках принц Георг и великий князь Николай Александрович. Рикши готовы были, как только съемка закончится, тронуться в путь. Более всего бросалось в глаза, как почти одинаково были одеты Наследник Цесаревич и принц Георг: оба в темных пиджаках и светлых брюках, шеи окружали одинаковые белые воротнички. Одинаковой формы были и котелки на головах. Только котелок на голове у великого князя на голове был серый, а на голове принца Георга — черный.

В письме к матери будущий царь Николай II писал, что не будь Георгия, его бы не было в живых. Имея в виду, что когда он, выпрыгнув из коляски, побежал прочь от полицейского, и все растерялись, только Георгий не растерялся, погнался за полицейским с тростью в руке. Тростью принц Георгий ударил Цудо Сандзо по голове так, что сабля выпала из рук замыслившего убийство. Кстати, это была никакая не «боевая» трость, а самая обычная, купленная совсем незадолго до этого в лавке с сувенирами.

На самом деле, оказывается, принц Георгий спас жизнь наследнику русского трона дважды. Да, да. В течение нескольких минут - дважды. В первый раз, когда процессия приближалась. В пятой коляске сидел Николай, в шестой — принц Георгий Греческий (правнук Николая I), в седьмой — японский принц Арисугава, наследник японского императора.

И Цудо Сандзо растерялся, увидев греческого и русского принцев: кто из них кто? Как для нас все японцы на одно лицо, так и для японца все европеоиды похожи. Замахиваясь, Цудо Сандзо был, по-моему, совершенно не уверен, что замахивается именно на русского наследника. Что и сбило удар…

Косвенным доказательством этому служит признание Цудо Сандзо на допросе, что он еще раньше, когда первый раз увидел вместе наследников греческого и русского престолов, хотел убить цесаревича, когда они 29 апреля рано утром перед поездкой в Отсу поднялись на холм Миюкияма, где Цудо стоял на посту у памятника погибшим воинам. Помешало ему совершить покушение лишь то, что он не знал, кто из двоих — русский, а кто — греческий принцы. Когда его назначили в охрану принцев, он, безусловно, это знал. Точнее, ему так казалось.

Не будем забывать и то, что Цудо был психически больным человеком. Экзальтированный патриотизм в его сознании перешел в бредовые фантазии. Он думал, что вместе с русским наследником прибыл руководитель мятежа 1877 года Сайго Такамори. Вернувшись, Такамори, якобы, должен был лишить Цудо Сандзо всех его наград. Кроме того, Сандзо был возмущен, что русский высокий гость находится уже девять дней в Японии, но все еще не поспешил с визитом в Токио к императору — значит, не почитает его. Гость всюду ездит, осматривает, стало быть, изучает уязвимые места в обороне Японии, шпионит вместе со свитой. Он входит в храмы, не снимая обуви, никто из японцев на это не обращает внимания...

В каком-то смысле Цудо Сандзо был «сыном своей эпохи» — продуктом крушения патриархальной Японии. На протяжении веков это было жестко-сословное общество, абсолютно изолированное от мира — иностранцам было запрещено высаживаться на ее земле. Всего за несколько десятилетий весь этот мир рухнул. Япония открылась миру. Точнее, в смятении взирала на прибывавших иностранцев, многие из обычаев которых вызывали просто-таки физиологическое отторжение.

Одновременно каста самураев лишилась многих своих привилегий и соответственно средств к существованию. Заниматься бизнесом эти люди считали ниже своего достоинства, они умели только воевать — вот и оказывались в роли простых полицейских.

Какими мотивами он руководствовался, неизвестно. Приговоренный к пожизненному заключению Цудо умер в тюрьме в тот же год.

Так или иначе, судьба в тот день хранила Николая. К счастью, удары получились скользящими, но крови было много. У цесаревича была затылочно-теменная рана длиной 9 см с разошедшимися краями до кости и лобно-теменная длиной 10 см, идущая почти параллельно первой. Также проникающая через всю кожу до кости. Были повреждены правое ухо и кисть правой руки. Николай рукой защищался от сабли. Эта сабля и окровавленный платок русского царя хранятся в одном из японских музеев. Николай тогда прервал визит, японцы даже боялись, что начнется война. Царя всю жизнь мучили головные боли, 11 мая он всегда заказывал молебен во здравие.

Что бы ни говорили о том, что русско-японская война 1904 года имела серьезнейшие геополитические причины, явно сказывались и мотивы психологические, эмоциональные. Никакой истории отношений у России с Японией не было. И для русского народа, и для «элиты» в 1904 году Япония была страной, где «нашего Николая чуть не убили». Отсюда и озлобленность, нежелание идти на диалог или чем-то поступиться…

Между тем, как мы помним, именно та бесславная война запустила цепь событий, которые в итоге привели к революции. А в русский язык после этого вошла идиома про "японского городового".

Сто лет спустя покушение в Японии неожиданно помогло императорской семье. Образцы ДНК Николая, пригодные для исследования, сохранились только на сабле безумного полицейского, которая стала музейной реликвией. Это и позволило идентифицировать останки, найденные в Поросенковом Логу под Екатеринбургом.

"Вести недели" отреагировали на запущенное столичными властями интернет-голосование о в Москве. Петр Лазаревич Войков — террорист и цареубийца, позже в Варшаве застреленный за содеянное гимназистом из белоэмигрантов. Переименовывать станцию мы не призывали, а рассказ о роли Войкова в убийстве Николая Второго и его семьи был основан на официальной справке Института российской истории Российской академии наук. Текст разместил на своем личном сайте в 2011 году будущий министр культуры Мединский.

В той версии Войков принимал личное участие в расстреле, расчленении тел, их сожжении и захоронении. В духе, правда, вербального, но акционизма, в образах мы изложили тот сюжет.

Идея изучения роли Петра Войкова не в том, чтобы обязательно снять его имя со станции метро, улицы и пяти Войковских проездов в Москве, а в том, чтобы перевести имя Войкова из коллективного бессознательного в коллективное сознательное. И движение есть.

13 ноября российские ученые-гуманитарии опубликовали открытое письмо и мэру Москвы Сергею Собянину. В нем они излагают уже новую сертифицированную версию участия Петра Войкова в цареубийстве. Детали отличается от предыдущей позиции Института российской истории, но главный вывод остается прежним: "Мы, специалисты в области отечественной истории, уголовного права и архивного дела, считаем своим долгом выразить абсолютную убежденность в том, что вина Войкова подтверждена многочисленными прямыми и косвенными доказательствами". И далее — 24 подписи ученых, лучших умов самых авторитетных в России научных центров. Приложена к письму и справка от старшего следователя-криминалиста СК России полковника юстиции Соловьева. Выводы — те же. Суд по делу, правда, еще не состоялся.

Есть письменные свидетельства, которые еще больше отягчают роль Войкова, например, австрийца Мейера. Но и к ним относимся осторожно, ведь одни участники расправы с царем выпячивает свою роль, другие прячут, третьи оговаривают кого-то, четвертые выгораживают, кто-то помнит что-то, а в остальном приврет. В любом случае для общества важно не останавливаться и продвигаться в осознании страшной трагедии — убийства государя императора Николая Второго, императрицы Александры Федоровны и их пятерых детей. Отсюда и решения, кого и как увековечивать.

По совпадению 11 ноября было объявлено о результатах первого этапа новой экспертизы останков царской семьи, которая проводится по настоянию Русской Православной Церкви. О результатах сообщил старший следователь СК России Владимир Соловьев.

"Совместно с представителями Церкви была проведена эксгумация останков Николая и Александры в Петропавловском соборе. Установили, что генотип по митохондриальной ДНК по женской линии точно соответствует остальным останкам, генотип по женской линии императора полностью соответствует генотипу его крови на рубахе, находящейся на хранении в Эрмитаже. Второй этап исследований — это сравнение генотипа Николая Второго с генотипом его отца императора Александра Третьего. Тогда уже будет проведено сравнение по мужской линии Y-хромосоме. Мы очень надеемся, что эти исследования подведут нас к финалу этой истории", — отметил Соловьев.

Сравнение останков Николая Второго с генотипом его отца Александра Третьего как раз и представляет собой проблему. Могила царя в Петропавловской крепости, очевидно, разграблена. Владыка Тихон Шевкунов говорит об этом с горечью, но и с подобающей случаю-деликатностью.

"Возможно, царские останки были потревожены. Возможно, произошло мародерство. Возможно, они в совершенно неподобающем виде. Когда были работы проведены в 1993 году в великокняжеских усыпальницах тоже в Петропавловской крепости, то обнаружили, что все они были вскрыты, ограблены", — отметил владыка Тихон.

Так или иначе, а работа по установлению подлинности останков императорской семьи продолжается. Поскольку невинно убиенные царственные особы причислены Церковью к лику святых, то речь идет о том, чтобы точно определить, мощи это или нет. Со всеми вытекающими отсюда последствиями. Важнейший материал для исследований — кровь императора Николая Второго, пролившаяся в ходе его путешествия, еще будучи наследником, по Японии.

Искусство владения самурайским мечом-катаной называется "иаиодо". Рулон пропитанной водой циновки на тонком бамбуковом стебле — имитация конечности человека, бамбук — это кость, а циновка — мягкие ткани.

Сабли, переделанные из самурайской катаны, японские полицейские носили в конце позапрошлого века. Под стеклом — то самое лезвие, которым едва не был убит Николай Второй, когда, будучи цесаревичем, посетил Японию в 1891 году.

Иероглифами здесь высечено: "В память о посещении Сацумы русским принцем Николасом" (тут его называли на греческий манер). Камень стоит здесь с 1892 года. Многих деревьев не было, береговая линия находилась гораздо ближе, и отсюда открывался роскошный вид на залив, где был пришвартован крейсер "Азов". Николая принимали здесь настолько радушно, что потом в своем дневнике он написал о местном князе: "в Японии это единственный человек, которому я могу доверять".

Сацума — это нынешняя префектура Кагосима на острове Кюсю. Тогда очень много выходцев из Сацумы занимали в Японии высокие государственные посты, включая японского посла в Санкт-Петербурге, и то, что цесаревич по пути из Нагасаки в Киото заглянул именно сюда, не случайность.

В княжестве Сацума, которое посетил Николай Второй, самураев было больше всего. К этому сословию принадлежало четверть местного населения. Боевые традиции здесь чтут до сих пор. Местная школа каратэ считается самой сильной в Японии.

Настоящие самурайские дома — такими же их видел цесаревич Николай более века назад. Деревянный настил специально сделан таким образом, чтобы наемные киллеры-ниндзя не могли под ним спрятаться и нанести удар мечом снизу. А в каменной лохани они омывали окровавленные мечи и копья.

Во дворце князя Николай провел несколько часов. Теперь здесь — музей, занесенный в реестр мирового наследия. По садику цесаревич прогуливался вместе японским князем. Фотография была сделана как раз в день посещения Николая. Внутри тоже все осталось нетронутым. Ковровая дорожка на циновках из рисовой соломы — на дворец в европейском понимании это похоже меньше всего.

В одной из комнат князь Тадаёси Симадзу принимал дорогого гостя из России. Чтобы не утомлять Николая сидением на полу, сюда принесли обеденный стол, стулья, вместо палочек для еды — европейские приборы, но все блюда — только японской кухни. Створки из рисовой бумаги были распахнуты и во дворе — на фоне вулкана Сакурадзима во время трапезы шло представление с музыкой и танцами на самурайские темы.

Приехав в Японию с дружескими намерениями, Николай едва не уехал с войной. Нападение на цесаревича в городе Оцу на берегу озера Бива произошло на одной из улиц. 168 полицейских стояли по обе стороны улицы, оттесняя зевак, и когда коляска с Николаем проезжала мимо, полицейский по имени Сандзо Цуда выхватил из ножен саблю и бросился на Николая. Удар был нанесен со спины, сабля рассекла шляпу и прошлась вдоль правого виска.

Николай выскочил из коляски, бросился бежать, и когда Цуда замахнулся второй раз, ехавший следом греческий принц Георг ударил его бамбуковой тростью по спине. Сабля выпала из рук, рикша Николая бросился полицейскому под ноги, и второй рикша — Георга — повалил его на землю. Жизнь наследника русского престола была спасена. А в русский язык после этого вошла идиома про "японского городового".

Какими мотивами он руководствовался, неизвестно. Приговоренный к пожизненному заключению Цуда умер в тюрьме в тот же год. Рядом с саблей в музее до сих пор хранится белый шелковый платок со следами крови Николая Второго. Один край платка неровный, в 90-х годах с него срезали тонкую полоску и отправили в Россию — для идентификации останков царской семьи, обнаруженных под Екатеринбургом четверть века назад.

По традиции, которая уходит корнями в эпоху ещё Петра Первого, будущие наследники российского престола хотя бы раз в жизни должны были совершать длительное путешествие по миру в образовательных целях. Во время такого путешествия на будущего русского царя Николая Второго было совершено покушение в японском городе Оцу 29 апреля 1891 года.

В своё путешествие цесаревич отправился 23 октября 1890 года из Гатчины. Первым крупным городом была Вена, после чего в Триесте он сел на крейсер «Память Азова» и отправился в Пирей, где к нему присоединился наследник греческого престола принц Георг Первый. Экспедиция посетила множество стран в азиатском регионе – Египет, Цейлон (совр. Шри-Ланка), Сингапур, остров Яву, Сиам (совр. Тайланд), Китай, после чего, 15 апреля 1891 года «Память Азова» в сопровождении ещё нескольких кораблей достиг Японии.

Для японской стороны этот визит молодого цесаревича был важным событием в связи с ситуацией с Курильскими островами. Хотя и существовали определенные опасения, поскольку в народе присутствовали определенные волнения на этот счет. Тем не менее, русские корабли вошли в порт Нагасаки и были встречены с подобающими персоне будущего российского царя почестями. Две недели цесаревич в сопровождении принца Георга и японского наследника Арисугава Такэхито изучал достопримечательности Японии.

29 апреля три принца и их свита отправились на осмотр достопримечательностей в город Оцу на берегу озера Бива. Большинство японцев приветствовали принцев радушно – жители города выстроились вдоль следования процессии, махали флажками и фонариками. Из-за узости улочек Оцу конные повозки пришлось заменить рикшами. Охранялась делегация полицейскими, которые по этикету должны были всегда находиться лицом к августейшим особам. Этот момент и оказался ключевым – охранники слишком поздно заметили, как один из полицейских несётся с саблей на цесаревича. То, что будущий император избежал смерти – поистине чудо. Вот как сам Николай описывает произошедшее в письме к матери:

«Не успели мы отъехать двухсот шагов, как вдруг на середину улицы бросается японский полицейский и, держа саблю обеими руками, ударяет меня сзади по голове! Я крикнул ему по-русски: что тебе? – и сделал прыжок через моего джен-рикшу. Обернувшись, увидел, что он всё ещё бежит на меня с поднятой саблей. Я со всех ног бросился по улице, придавив рану на голове рукой. Я хотел скрыться в толпе, но не мог, потому что японцы, сами перепуганные, разбежались во все стороны…»

Первым, кто пытался задержать преступника, оказался принц Георг, следовавший за российским цесаревичем в такой же рикша-повозке. Он ударил сумасшедшего полицейского тростью, однако остановить его не удалось. Дальше на защиту кинулся сначала рикша Николая, Мукохата Дзисабуро, а затем и Китагаити Ититаро - рикша Георга. Они-то и задержали преступника, збив его с ног, за что в последствии им была выдана существенная премия и щедрое пожизненное содержание.
Царевичу тут же оказали первую помощь, сделали перевязку и доставили в дом хозяина магазина, находящегося поблизости. Первое о чем побеспокоился Николай, когда пришел в себя:

«только бы японцы не подумали, что это происшествие может чем-либо изменить мои чувства к ним и признательность мою за их радушие».

После подробного медицинского осмотра и перевязки, пострадавший был отправлен в гостиницу в Киото, где ему наложили швы. Раны оказалось две - обе около 10 см длиной, повреждена оказалась так же часть кости черепа.

На следующий день с личными извинениями в Киото прибыл император Мэйдзи. Полицейского по имени Цуда Сандзо, совершившего нападение, судили в Верховном Суде Японии. Император Мэйдзи издал специальный указ «об особой процедуре рассмотрения дел, касающихся сферы дипломатии». С одной стороны, все, включая министра юстиции и большинства членов правительства, настаивали на смертной казни, однако с другой стороны, для этого не было законодательной базы. В итоге Цуда приговорили к пожизненным каторжным работам. Он выразил готовность покончить собой, совершив сеппуку, но ему было в этом отказано. Через год он умер на каторге то ли от пневмонии, то ли самовольно заморив себя голодом.

Это роковое происшествие не прошло бесследно для будущего царя – с этого момента Николя всю жизнь будут мучить головные боли. Следует ещё заметить, что к русско-японской войне данный инцидент не имеет никакого отношения, поскольку первыми на Россию напали японцы. Факты того, что император Николай Второй пронес через всю жизнь ненависть к Стране восходящего солнца, так же являются довольно спорными.

Любопытно, что с тех пор в русском языке появилось ругательство «японский городовой».

П.Илышев, Нападение на Цесаревича Николая

1891 год. 11 мая (29 апреля ст.ст.) в Японии произошло покушение на наследника российского престола, будущего императора Николая II – полицейский Цуда Сандзо нанес Николаю удар саблей по голове, но рана оказалась легкой. Нападавший был схвачен.

Николай был старшим сыном Александра III, и ему предстояло стать русским царем. Визит цесаревича безусловно льстил самолюбию японцев – ведь члены царствующих европейских домов такого калибра никогда еще не посещали Японию. Обычно это были внуки, вторые или третьи сыновья действующих монархов. В то же самое время многие японцы явно боялись России. Николай отказался от прежней традиции путешествия по родной стране и прямиком отправился за границу. Причем не на Запад, а на Восток! Не было ли это знаком того, что экспансионистские амбиции России на Дальнем Востоке возрастут еще больше?

Предполагалось, что в Токио Николай остановится в европейском особняке принца Арисугава Тарухито, семь тысяч школьников должны были приветствовать его на столичных улицах. Николай предполагал пробыть в Японии целый месяц. Серьезная японская печать, восприимчивая к сигналам, подаваемым правительством, стала готовиться к визиту цесаревича заранее. Предупреждая вопли русофобов, газеты говорили о дружбе с Россией и о том, что Россия на Дальнем Востоке так слаба, что при всем своем желании не в состоянии проводить экспансионистскую политику. (…)

Принц Николай в Нагасаки, 1891 год

В сопровождении свиты принцы трех стран отправились в город Оцу на берегу озера Бива, самого большого в Японии. В Оцу, так же, как и в Киото, организованные японцы приветствовали цесаревича и махали флажками. Насладившись видами живописного озера, Николай отправился в обратный путь. Длинная процессия рикш растянулась на пару сотен метров, Николай находился в пятой коляске, Георгий – в шестой, Арисугава – в седьмой. Узкую дорогу охраняло множество полицейских. Охрана августейших особ была в Японии делом особенно трудным – ведь этикет запрещал поворачиваться к ним спиной, так что полицейские не имели возможности наблюдать за толпой. Тем более высокие требования предъявлялись к полицейским, охранявшим Николая. Они должны были обеспечить идеальный порядок во время следования процессии. В частности, они следили за тем, чтобы никто не наблюдал за процессией со второго этажа (никто не должен находиться выше августейших особ!), чтобы при появлении кортежа все сняли головные уборы и закрыли зонты. Жителям также запрещалось обвязывать голову и шею полотенцем, надевать короткие одежды, не закрывающие обнаженных ног. Все это считалось неприличным. Ширина запруженной людьми улицы составляла четыре с половиной метра. Полицейские стояли на расстоянии 18 метров друг от друга.

И тут один из них бросился к Николаю и нанес удар саблей. Клинок скользнул по полям серого котелка и задел лоб. Шляпа упала с головы Николая, один из толкачей выскочил из-за коляски и оттолкнул нападавшего, но тот все равно успел нанести второй удар саблей, который, однако, тоже получился скользящим. Николай записал в своем дневнике, что он выпрыгнул из коляски и побежал, никто не пытался задержать преступника, который бросился за Николаем. И только через какое-то время Георгу удалось бамбуковой тростью сбить с ног нападавшего.

Наследник престола цесаревич Николай, 1891 год

Николай был, естественно, чрезвычайно взволнован, чем и вызваны неточности в его описании. На самом деле из показаний многочисленных свидетелей выясняется, что хотя Георг действительно был первым, кто попытался задержать преступника и ударил его по затылку купленной им в этот день тростью, ему не удалось сбить нападавшего с ног. Однако тот все-таки замешкался, и этого было достаточно, чтобы рикша Николая успел броситься на полицейского. Сабля выпала у того из рук, и тогда рикша Георга подхватил саблю и ударил ею по спине неудавшегося убийцы.

В японском правительстве поднялась страшная паника. Тем более что в первой телеграмме, посланной через 20 минут после покушения принцем Арисугава, говорилось, что раны, нанесенные цесаревичу, ужасны. Многие члены правительства опасались, что покушение неизбежно приведет к войне. Мэйдзи отправил в Киото врачей, и сам выехал туда на следующий день.

Железные дороги того времени были одноколейными, спецпоезд Мэйдзи спутал все расписание. Выехав в семь утра, Мэйдзи прибыл в Киото в девять вечера. Его поезд покрыл расстояние в 500 километров быстрее рейсового поезда на три часа. На следующий день он навестил цесаревича в гостинице. На цесаревиче был белый фланелевый халат.

Большинство членов правительства тоже собралось в Киото. Мэйдзи попросил также направиться в Киото для улаживания конфликта православного епископа Николая (Касаткина), пользовавшегося большим уважением у японцев. Именно его стараниями в Токио к этому времени был уже воздвигнут гигантский Воскресенский собор, освященный в начале марта. Посещение собора было одним из пунктов программы пребывания цесаревича в Токио.

Врачей, состоявших на службе у императора Мэйдзи, к Николаю не допустили. В гостинице все ходили на цыпочках, ради покоя цесаревича экипажи и рикши к подъезду не допускались. Клиенты и гости высаживались еще на подступах к гостинице, экипажи и коляски доставляли на гостиничную стоянку на руках. В публичных домах в течении пяти дней запретили играть на музыкальных инструментах и принимать клиентов.

Раны Николая оказались не слишком серьезными. Однако программа визита была скомкана, цесаревич по приказу родителей отказался от дальнейшего пребывания в стране, несмотря на настойчивые уговоры Мэйдзи. В российском МИДе тоже считали, что Николаю следует все-таки посетить императорский дворец в Токио, но цесаревич предпочел больше не ступать на японскую землю и провел несколько дней на своем фрегате. Уже после того, как он взошел на борт корабля, он попросил разрешения забрать с собой на память циновки, устилавшие его гостиничный номер. Номер был большим, циновок там насчитывалось 37 штук. После того, как их доставили на «Память Азова», след их теряется.

Мэйдзи еще раз посетил Николая на корабле. Некоторые члены японского правительства опасались, что русские выкрадут их императора, но Мэйдзи настоял на своем, сказав: «Русские – не варвары, и на такой поступок не способны». Во время обеда Мэйдзи много смеялся, император и цесаревич угостили друг друга сигаретами. В отличие от заядлого курильщика Николая, Мэйдзи не курил, но то была особая сигарета, «сигарета мира». Утешая Мэйдзи, Николай сказал, что раны – пустячные, а сумасшедшие есть везде. Никаких требований о компенсации выдвинуто не было.

Поразительно: в России узнали о ранении цесаревича не из донесения российского посланника Шевича, а из перехваченных на петербургском телеграфе телеграмм нидерландского посланника Биландта, который одновременно представлял шведский и датский дворы. Замечательно, что после прочтения телеграмм российский МИД приказал начальнику телеграфа задержать их в Петербурге. Впрочем, перехват телеграмм был вполне «нормальной» практикой того времени. Так, японцы контролировали телеграфную связь с Кореей.

Полицейского, который напал на Николая, звали Цуда Сандзо. Он родился в 1855 году в самурайской семье, его предки служили князьям Ига в качестве врачей. В 1872 г. его призвали в армию, и он участвовал в подавлении мятежа Сайго Такамори. С 1882 г. служил в полиции. Во время стремительно проведенного следствия Цуда Сандзо показал следующее. Он стоял на своем посту на холме Миюкияма возле выполненного в виде орудийной установки памятника воинам, погибшим во время восстания 1877 г. И тут он подумал, что тогда он был героем, а теперь он – самый обыкновенный полицейский. Кроме того, он боялся, что Николай действительно привез с собой Сайго Такамори, который, несомненно, лишит Цуда его боевых наград. Сандзо полагал, что цесаревич должен был начать свой визит с посещения императора в Токио, а не с Нагасаки. Ему показалось, что эти иностранные путешественники не оказывают никакого почтения памятнику жертвам гражданской войны, а внимательно изучают окрестности. Поэтому он посчитал их за несомненных шпионов – многие газеты опасались, что задачей цесаревича является обнаружение уязвимых мест в обороне Великой Японской Империи.

Цуда хотелось убить цесаревича прямо сейчас, но он не знал, кто из двоих Николай. Потом его поставили охранять улицу, по которой высокие гости должны были возвращаться в Киото. Цуда понял, что рискует потерять свой последний шанс и бросился на цесаревича.

У Цуда Сандзо, как это явствует из его показаний, были серьезные проблемы с психикой. От таких болезней ни в какой другой стране не застрахован никто. Однако формы помешательства Цуда следует признать культурно обусловленными. Бывший самурай захотел решить свои внутренние проблемы, канализировав свой комплекс в сторону иноземцев – то есть поступил в соответствии с тем, чему его учили в детстве, когда лозунг «изгнания иностранцев» пользовался особенно большой популярностью. А теперь милитаристско-националистические настроения вновь набирали силу, почвенники праздновали одну победу за другой.

Следует, однако, сказать, что, в отличие от первых случаев нападения на иностранцев в Японии, на сей раз людей, сочувствующих Цуда Сандзо, почти не обнаружилось. На родине полицейского в деревне Канаяма префектуры Ямагата сход запретил называть детей именем преступника, родственники Цуда превратились в изгоев. Раздавались призывы переименовать город Оцу, ибо теперь прежнее название было опозорено. Специальная комиссия, в задачу которой входило получение соболезнований, насчитала около 24 тысяч писем и телеграмм. Николай получил множество подарков. Не выдержав «национального позора» и горюя о том, что Николай отказался от посещения Токио, 27-летняя Юко Хатакэяма заколола себя кинжалом перед зданием мэрии Киото. Чтобы ее посмертная поза не выглядела неприличной, она не забыла перевязать лодыжки полотенцем.

18 мая цесаревичу исполнилось 23 года, на «Память Азова» прибыли с поздравлениями министр иностранных дел Аоки и принц Кита-Сиракава. От имени Мэйдзи они преподнесли Николаю роскошный ковер площадью около 150 квадратных метров. А уже 25 мая Цуда Сандзо на закрытом судебном процессе приговорили к пожизненному заключению, которое он был должен отбывать на Хоккайдо, который тогда нередко именовали «японской Сибирью». Он скончался подозрительно быстро – 30 сентября этого же года. По официальной версии – от пневмонии, согласно другой, он уморил себя голодом. Следует попутно заметить, что кормили его намного лучше, чем других заключенных. Так, в его меню входил такой деликатес, как куриные яйца. На питание обычного заключенного выделялась сумма в 1 сэн (одна сотая иены) в день, а одно яйцо стоило целых три! Таким же малодоступным было и молоко, стакан которого тоже стоил три сэна.

Губернатор префектуры Сига, где находился город Оцу, был уволен как не справившийся с обязанностями по приему высокого иностранного гостя. Подали в отставку министры иностранных и внутренних дел. Двум рикшам, спасшим жизнь престолонаследника, Россия назначила огромную пожизненную пенсию размером в тысячу иен, что равнялось годовой зарплате члена парламента. Оба получили по ордену: Ордену павлонии от Японии и святой Анны – от России. Один из них спился и закончил жизнь старьевщиком в 1928 г. Другой прилично разбогател, но во время русско-японской войны односельчане стали считать его предателем национальных интересов. Он умер намного раньше своего товарища – в 1914 г. (…)

Цесаревич Николай быстро оправился от ран, но император Николай II всю жизнь страдал от головных болей. Всю свою оставшуюся жизнь 11 мая (29 апреля по старому стилю) он заказывал молебны «во здравие». Покушение, безусловно, произвело на Николая сильное впечатление – ведь он воспитывался в атмосфере бесконечных разговоров о многочисленных покушениях на жизнь своего деда – Александра II. Авария царского поезда в Борках 17 октября 1888 г., свидетелем которого был цесаревич, вряд ли способствовала душевному спокойствию престолонаследника. Теперь же выяснилось, что члены императорской семьи не могут себя спокойно чувствовать не только на родине, но и в далекой Японии. Тем не менее, цесаревич прошел через арку, сооруженную в честь его прибытия во Владивосток, начало строительства транссибирской магистрали было успешно освящено, в честь путешествия Николая по Востоку фирме «Фаберже» заказали очередное пасхальное яйцо, выполненное на сей раз в форме фрегата «Память Азова».