Корнет николай савин. Великие авантюристы. Николай Савин. Путешествие в Новый Свет

Николай Герасимович Савин в свое время пользовался огромной популярностью. О его похождениях в восторженных тонах рассказывали истории в светских салонах, о нем слагали анекдоты. И нужно честно признать, что это был выдающийся в своем роде человек, добившийся на поприще, которое избрал, немало успехов. Дошедший до нас образ афериста, рисует красавца мужчину, наделенного острым умом, отчаянной смелостью и безудержной наглостью. Николай Герасимович отличался прекрасной эрудицией, неплохо разбирался в психологии и экономике, владел несколькими языками.Не раз в своей жизни Савин был богат и мог бы до конца дней прожить в роскоши и безделье, но каждый раз он с широтой русской души бездарно растрачивал состояние. Казалось, что деньги в его аферах отнюдь не главная цель. С упорством рецидивиста Николай Герасимович до глубокой старости «кидал» народ и умер в бедности.

Дата рождения Николая Савина неизвестна, но для хронологической привязки можно сказать, что он появился на свет в середине XIX века. Его отец, зажиточный помещик Калужской губернии постарался дать сыну наилучшее образование и возлагал на него большие надежды. Увы, им не суждено было сбыться.

Взрослую жизнь Николай начал традиционно для юношей дворянского сословия — поступил на службу в армию. В 20 лет он стал корнетом гвардейского кавалерийского полка. Привилегированный род войск требовал от офицеров больших трат, но молодой корнет просто не знал в них удержу. На ту разгульную жизнь, которую он вел, не хватало солидной материальной поддержки от отца, поэтому Савин ввязался в какую-то мошенническую аферу. Последствия были печальны: из армии Николаю пришлось уйти, а его отец, не выдержав позора и обманутых надежд, умер.

Вступив во владение наследством, Савин стал обладателем нескольких имений и очень богатым человеком. Вот уж когда он разгулялся на всю катушку. Прошло совсем немного времени, и от огромного фамильного состояния остались только воспоминания и назойливые кредиторы с векселями. Можно сказать, что миллионное наследство Николай спустил на баб. После бурных ночей одни из них получали от него в подарок экипажи с лошадьми, другие — дачи с садами, третьи — дома в городах, а некой даме обломилось шикарное имение.

Оставшись гол, как сокол, Савин вновь решил поступить на военную службу. Правда, в офицерской должности ему было отказано, поэтому он записался добровольцем в корпус генерала Криденера, штурмовавший занятый турками болгарский город Плевна. Сражаясь в первых рядах, Николай получил тяжелое ранение в руку, и вынужден был оставить действующую армию.

Наверное, Савин мог бы сделать карьеру при дворе. По возвращении из Болгарии он в чине корнета лейб-гвардии Гродненского гусарского полка стал адъютантом великого князя Николая Константиновича. Но военная служба и на сей раз закончилась для него со скандалом. Савина поймали на краже драгоценных риз икон из спальни великой княгини Александры Иосифовны в Мраморном дворце. Николай признался, что пошел на преступление по поручению великого князя, которому понадобились деньги, чтобы ублажить некую английскую танцовщицу. Дело, в котором фигурировала столь высокопоставленная особа, замяли. Николая Константиновича объявили душевнобольным и отправили на лечение, а Николая Герасимовича вышвырнули из гусарского полка и сказали, чтобы духу его в России не было.

За границей мошеннические таланты Савина развернулись во всю ширь, вскоре он уже обрел популярность международного афериста и большого артиста по одурачиванию людей. Николай, куда бы не попадал, всегда выдавал себя за богатого и знатного господина, и эта роль у него получалась блестяще.

В Сан-Франциско Савин появился под именем графа де Тулуз-Лотрека. Снял самые роскошные апартаменты в гостинице и принялся направо-налево раздавать интервью журналистам, что якобы русское правительство поручило ему разместить в Калифорнии крупные заказы для строительства Транссибирской магистрали. Виднейшие американские промышленники и финансисты заглотили наживку и начали наперебой зазывать к себе де Тулуз-Лотрека. Граф не отказывал никому, попутно принимая солидные авансы за содействие в размещении заказов. А набрав изрядно денег, сел на пароход в Европу и был таков.

Пожалуй, самой известной и крупномасштабной аферой Савина стала поставка лошадей для итальянской армии. В роли богатого русского конезаводчика он предстал перед итальянским правительством и предложил свои услуги по поставке лошадей для кавалерии и артиллерии. Документы, представленные Савиным с предложениями по обновлению конного парка, были рассмотрены Особой комиссией при военном министерстве в Риме и одобрены. По распоряжению короля Николай Герасимович стал официальным поставщиком итальянской армии. Выгодный контракт мог бы сделать Савина официально богатым человеком, но натура мошенника взяла вверх над соображениями рационализма. Прихватив весьма значительную сумму, выделенную ему на закупку лошадей, он сделал из Рима ноги.

Пока полиция усиленно разыскивала Савина в Западной Европе, тот путешествовал по Восточной. Прибыв в Софию, он представился как «великий князь Константин Николаевич». Высокого гостя съехались поприветствовать высокопоставленные делегации чиновников. На одной из встреч с членами болгарского правительства «великий князь» предложил братушкам славянам устроить им солидный заем в парижских банках. Министры, холодея от собственной смелости, попросили 20 млн. франков.

— Фи, какие пустяки, — отмахнулся лже-Константин Николаевич. — За суммой меньшей 30-ти миллионам мне даже обращаться к финансистам неудобно.

В пустой казне Болгарии в то время гулял ветер, поэтому заем был крайне необходим. Осчастливленные министры предложили «великому князю» в благодарность за хлопоты возвести его на трон, в ту пору свободный. Такого гусарский корнет не мог представить даже во сне. Голова его закружилась. Стать монаршей особой это вам не хухры-мухры! Николай взглянул на себя в зеркало, прикидывая каков он будет в короне, ….. и решил, что пора подстричься.

Фантастическая перспектива стать королем Болгарии, рассыпалась в прах из-за пустяка. Прибывший к нему лучший болгарский парикмахер, оказывается, имел честь подстригать однажды в Петербурге настоящего великого князя Константина Николаевича, а потому сразу определил, что перед ним самозванец. Претендент на трон успел смыться из гостиницы за полчаса до того, как полиция явилась, чтобы арестовать его.

Постепенно масштабы деятельности афериста начали сужаться. Савин уже не отваживался пудрить мозги министрам и зарабатывал на жизнь более мелкими проделками. Впрочем, и те были не лишены блеска. Чего стоит хотя бы взиманием им денег с казино в Монте-Карло, где деньги обычно взимают с посетителей.

Особенно часто в своих операциях Савин использовал фактор нелюбви скандалов в цивилизованном западном обществе и русскую поговорку: «Наглость — второе счастье». Так было и в Монте-Карло. Побродив по залам казино, Савин заглянул к администрации и потребовал виатик — ссуду на отъезд, которая выдавалась вконец проигравшемуся игроку. Правда, человек, получивший виатик, не имел права больше совать нос в казино до его погашения. Однако, Савин нарушил правило и вскоре объявился вновь, сменив прическу и одежду. Его не узнали и пропустили.

Николай подошел к рулетке, бросил крупье луидор и тихо сказал по-русски:

— На! Подавись, чертова кукла!

— На какой вы сказали номер? — переспросил крупье, но посетитель сделал вил, что не расслышал.

Шарик несколько раз обежал по кругу и остановился на числе 17.

— О! Я выиграл! — ликующе воскликнул Савин.

— Но, месье, вы неясно назвали номер… Я переспросил, а вы не ответили, — принялся возражать крупье.

Посетитель покраснел от гнева. И тут же благообразная тишина заведения была нарушена его громкими возмущенными выкриками:

— Разбой! Грабеж!

Со всех сторон успокаивать его кинулись инспекторы казино. Им удалось утихомирить «графа» только после того, как он получил свой выигрыш — 720 франков. Удовлетворенный Савин покинул игорное заведение, но один инспектор на прощание шепнул ему, что больше такой шантаж не пройдет.

Прошел месяц. Николай Герасимович вновь навестил казино в Монте-Карло. И вновь, обманув бдительность швейцаров, попал в зал. Но там его мигом опознали и предложили убираться.

— И не подумаю, — заявил Савин. — Я уйду только при условии, что вы дадите мне тысячу франков на дорогу. А, если не согласитесь, то я сейчас разденусь догола и стану вопить, что меня обобрали до нитки в этом притоне!

Администрация казино посовещалась и решила во избежание ненужного скандала заплатить. Правда, после получения денег, Савина проводили на вокзал два дюжих охранника, усадили на поезд и наказали не возвращаться.

С годами Савину все труднее становилось добывать деньги мошенничеством. Зачастую приходилось работать просто за еду. Он приходил в ресторан, заказывал роскошный обед, не спеша с аппетитом поглощал его, а в десерт подкладывал принесенного с собой засахаренного таракана. Обычно метрдотели были рады избегнуть скандала и позора своему заведению, поэтому с извинениями провожали возмущенного наличием в десерте насекомых посетителя и не требовали с него платы за обед.

В пору безденежья Савин не гнушался организовать целый спектакль, чтобы раздобыть себе ботинки или брюки. Ботинки он справлял себе так: у двух сапожников заказывал обувь одного фасона и цвета. Потом приходил к первому сапожнику брал правый ботинок, а левый оставлял доработать — жаловался, что жмет. Соответственно, у второго сапожника брал только левый ботинок. Но особенно интересно он добывал себе брюки.

Бывали дни в жизни знаменитого афериста, когда, подобно генералу Черноте, ноги его покрывали только кальсоны. Надев длинную шинель или пальто, Савин устраивался в гостиницу, а утром учинял скандал под предлогом, что у него бессовестным образом сперли штаны с деньгами. Хозяин гостиницы осматривал номер и самолично убеждался, что штаны в нем отсутствуют. Чтобы замять скандал, приходилось подобрать постояльцу брюки и снабдить его определенной суммой в качестве возмещения ущерба.

Последние годы своей жизни Савин провел в Шанхае. Будучи уже дряхлым стариком, он остался верен своему призванию и пытался всучивать иностранцам мифические старинные манускрипты, собирать деньги на издание какой-то газеты. Он все добавлял себе титулов и орденов, но среди русской эмиграции, проживавшей тогда в Шанхае никого это не впечатляло. В больнице, где Николай Герасимович отдал богу душу в 1937г., над изголовьем его кровати было написано — «Савин». Так на смертном одре известные в Европе международные аферисты граф де Тулуз-Лотрек и маркиз Траверсе стали сами собой — отставным корнетом, а, точнее, просто Савиным.

Никола́й Гера́симович Са́вин (корнет Савин ; 1855-1937) - русский преступник-авантюрист из дворянского рода Савиных . Достоверных сведений о биографии нет, так как жизнеописание придумал сам Савин, с его же слов очерки о нём написали Юрий Галич и Владимир Крымов .

Биография

Родился 11 января 1855 года (по другим данным - в 1854 году) в имении Серединском Боровского уезда Калужской губернии в семье отставного поручика Герасима Сергеевича Савина. Обучался в Катковском лицее в Москве (откуда позже бежал после наказания розгами), затем поступил в Петербургский Александровский лицей (но был исключён и оттуда). Поступил юнкером в конную гвардию и с головой окунулся в разгульную жизнь. После ряда скандалов был переведён в Гродненский гусарский полк .

В 1874 году в Санкт-Петербурге 19-летний Савин служил корнетом в Отдельном гвардейском корпусе отдельного полка. В этом же году 24-летняя американская танцовщица и авантюристка Фанни Лир , возлюбленная 24-летнего Великого князя Николая Константиновича , 32-летний личный адъютант Великого князя Евгений Петрович Варпаховский и Савин оказались замешаны в истории с кражей в Мраморном дворце бриллиантов из оклада иконы, которая висела в спальне Великий княгини Александры Иосифовны . При этом сам корнет Савин ни в одном официальном протоколе допроса о краже бриллиантов никогда не значился, однако считается, что Савин был любовником Фанни Лир. В результате расследования сочтено, что кражу совершил Великий князь ради дорогих подарков для Фанни Лир, и в итоге она была выдворена из России, а Николай Константинович признан душевнобольным и выслан из столицы.

В 1877 году в Болгарии во время Русско-турецкой войны Савин воевал добровольцем в 9-м армейском корпусе под командованием генерал-лейтенанта барона Кридинера , был ранен под Плевной .

После смерти в Ницце от туберкулёза 7 мая 1886 года Фанни Лир, Савин оставался якобы единственным «свидетелем» воровства бриллиантов и он только один, якобы знает точную причину их воровства. В это время он жил в Париже, и заявлял, что является «жертвой российского царского режима», пытался зарабатывать на том, что посвящён в тайны российского императорского двора. Одной из легенд был «революционный заговор» во главе с Великим князем Николаем Константиновичем, а деньги от продажи бриллиантов должны были пойти на дело свержения Александра II , фигурировала даже версия, что Великий князь лично передавал революционерке Софье Перовской . Свою роль Савин описывал как личного адъютанта Николая Константиновича и «личного поставщика проституток», при этом адъютант Евгений Варпаховский - по его версии, вообще случайный человек на территории Мраморного дворца.

В 1886-1890 годы, живя в Европе, занимался поставкой русских лошадей для итальянской армии. Представленный им план поставок был одобрен военным министерством Италии. Поначалу лошади поступали исправно, затем же поставщик исчез, присвоив крупную сумму.

В 1891 году в Москве в Московском окружном суде присяжные заседатели признали бывшего корнета Савина виновным в ранее совершенных четырёх крупных мошенничествах, и он был осужден на ссылку в Томскую губернию в село Кетское на берегу реки Оби. Но вскоре бежал из этой ссылки в Кёнигсберг , а оттуда в Европу.

В 1891-1898 годы жил в США под фамилией «Граф Николай Герасимович де Тулуз-Лотрек Савин», получил американское гражданство и стал офицером американской армии. В 1898 году в качестве военнослужащего американского экспедиционного корпуса прибыл в Испанию.

В 1900-е годы написал книгу «От Петра Великого до Николая ничтожного».

В 1909 году в марте в Антверпене в Бельгии состоялся суд над Николаем Савиным, который обвинялся в финансовых аферах. Суд приговорил его к тюремному заключению на 8 месяцев и к штрафу в 700 франков.

В 1911 году в Болгарии предстал перед султаном Абдул-Гамидом в качестве будущего кандидата на болгарский трон - он представился «Великим князем Константином Николаевичем». Но эта авантюра провалилась, его узнал парикмахер, ранее служивший в Петербурге и знавший его в лицо. На следующий день он был задержан и экстрадирован в Россию. 5 марта 1911 года доставлен под арестом в Санкт-Петербург, за книгу «От Петра Великого до Николая ничтожного» и за самозванство приговорён к вечной ссылке в Нижнеудинск Иркутской губернии.

После Февральской революции 1917 года освобождён, как считается, своим близким другом Александром Керенским , и, по одной из легенд, направлен как «офицер конной армии» в Японию, где должен был сообщить секретный план Временного правительства для помощи в завершении войны с Германией.

В марте 1918 года жил в Осаке как представитель русско-японской фирмы «Такай и Ко», пытался склонить Японию начать военные действий на Дальнем Востоке, чтобы сломить большевистскую власть; в том же году в Иокогаме в «Ориент отеле» встретился с писателем Владимиром Крымовым . В том же 1918 году перебрался в Шанхай , где позднее с ним встретился писатель Юрий Галич , написавший о нём очерк «Русский Рокамболь».

Скончался в 1937 году от цирроза печени в Шанхае в нищете.

В литературе

• Савину посвящён рассказ Гиляровского «Корнет Савин» (1912).
• Савин упоминается Остапом Бендером в романе «Золотой телёнок » как выдающийся аферист:

Возьмём, наконец, корнета Савина. Аферист выдающийся. Как говорится, негде пробы ставить. А что сделал бы он? Приехал бы к Корейко на квартиру под видом болгарского царя, наскандалил бы в домоуправлении и испортил бы всё дело.

• Является прототипом главного персонажа детективного романа Бориса Акунина «Пиковый валет» . Героя зовут Митенька Саввин, его планы относительно будущего в романе являются реальными «подвигами» корнета Савина.

Напишите отзыв о статье "Савин, Николай Герасимович"

Ссылки

• www.youtube.com/watch?v=MkAA6qccx7M

Отрывок, характеризующий Савин, Николай Герасимович

«Кто они? Зачем они? Что им нужно? И когда всё это кончится?» думал Ростов, глядя на переменявшиеся перед ним тени. Боль в руке становилась всё мучительнее. Сон клонил непреодолимо, в глазах прыгали красные круги, и впечатление этих голосов и этих лиц и чувство одиночества сливались с чувством боли. Это они, эти солдаты, раненые и нераненые, – это они то и давили, и тяготили, и выворачивали жилы, и жгли мясо в его разломанной руке и плече. Чтобы избавиться от них, он закрыл глаза.
Он забылся на одну минуту, но в этот короткий промежуток забвения он видел во сне бесчисленное количество предметов: он видел свою мать и ее большую белую руку, видел худенькие плечи Сони, глаза и смех Наташи, и Денисова с его голосом и усами, и Телянина, и всю свою историю с Теляниным и Богданычем. Вся эта история была одно и то же, что этот солдат с резким голосом, и эта то вся история и этот то солдат так мучительно, неотступно держали, давили и все в одну сторону тянули его руку. Он пытался устраняться от них, но они не отпускали ни на волос, ни на секунду его плечо. Оно бы не болело, оно было бы здорово, ежели б они не тянули его; но нельзя было избавиться от них.
Он открыл глаза и поглядел вверх. Черный полог ночи на аршин висел над светом углей. В этом свете летали порошинки падавшего снега. Тушин не возвращался, лекарь не приходил. Он был один, только какой то солдатик сидел теперь голый по другую сторону огня и грел свое худое желтое тело.
«Никому не нужен я! – думал Ростов. – Некому ни помочь, ни пожалеть. А был же и я когда то дома, сильный, веселый, любимый». – Он вздохнул и со вздохом невольно застонал.
– Ай болит что? – спросил солдатик, встряхивая свою рубаху над огнем, и, не дожидаясь ответа, крякнув, прибавил: – Мало ли за день народу попортили – страсть!
Ростов не слушал солдата. Он смотрел на порхавшие над огнем снежинки и вспоминал русскую зиму с теплым, светлым домом, пушистою шубой, быстрыми санями, здоровым телом и со всею любовью и заботою семьи. «И зачем я пошел сюда!» думал он.
На другой день французы не возобновляли нападения, и остаток Багратионова отряда присоединился к армии Кутузова.

Князь Василий не обдумывал своих планов. Он еще менее думал сделать людям зло для того, чтобы приобрести выгоду. Он был только светский человек, успевший в свете и сделавший привычку из этого успеха. У него постоянно, смотря по обстоятельствам, по сближениям с людьми, составлялись различные планы и соображения, в которых он сам не отдавал себе хорошенько отчета, но которые составляли весь интерес его жизни. Не один и не два таких плана и соображения бывало у него в ходу, а десятки, из которых одни только начинали представляться ему, другие достигались, третьи уничтожались. Он не говорил себе, например: «Этот человек теперь в силе, я должен приобрести его доверие и дружбу и через него устроить себе выдачу единовременного пособия», или он не говорил себе: «Вот Пьер богат, я должен заманить его жениться на дочери и занять нужные мне 40 тысяч»; но человек в силе встречался ему, и в ту же минуту инстинкт подсказывал ему, что этот человек может быть полезен, и князь Василий сближался с ним и при первой возможности, без приготовления, по инстинкту, льстил, делался фамильярен, говорил о том, о чем нужно было.
Пьер был у него под рукою в Москве, и князь Василий устроил для него назначение в камер юнкеры, что тогда равнялось чину статского советника, и настоял на том, чтобы молодой человек с ним вместе ехал в Петербург и остановился в его доме. Как будто рассеянно и вместе с тем с несомненной уверенностью, что так должно быть, князь Василий делал всё, что было нужно для того, чтобы женить Пьера на своей дочери. Ежели бы князь Василий обдумывал вперед свои планы, он не мог бы иметь такой естественности в обращении и такой простоты и фамильярности в сношении со всеми людьми, выше и ниже себя поставленными. Что то влекло его постоянно к людям сильнее или богаче его, и он одарен был редким искусством ловить именно ту минуту, когда надо и можно было пользоваться людьми.

21.11.2010 - 10:44

Яркое описание проделок Николая Савина столетие назад являлось «украшением» первых полос всех российских, европейских и даже американских газет. Особенно ценили его репортеры, ведущие разделы «Криминальная хроника», «Светские скандалы» и тому подобное...

Уникальная личность

Младенческие годы и подростковый период будущего международного жулика мало чем примечательны. «Родился я в 1854 году в Канаде. Крещен в России, в Благовещенской, села Сердинского, церкви 11 января 1855 года. Родители мои - гвардии поручик из потомственных дворян Герасим Савин, а мать Фанни Савина, урожденная графиня де Тулуз-Лотрек», - так начинается собственноручно написанная в предсмертные годы биография знаменитого авантюриста.

И вот тут уже стоит сделать маленькое отступление: по мнению исследователей веселой жизни корнета, родился Савин на несколько лет раньше указанной даты, да и графский титул он себе беззастенчиво присвоил. Ставятся под сомнение и остальные факты. Гораздо больше доверия вызывают воспоминания современников и разделы «криминальной хроники».

В семидесятых годах XIX века молодой Николай Савин, обладавший прекрасными манерами и без акцента разговаривавший на четырех европейских языках, прибыл в Петербург. Как и положено дворянскому сыну, он начал военную карьеру в гвардейской кавалерии в чине корнета. Блестящая жизнь столичного офицера требует немалых затрат, но избалованный донельзя своим отцом - богатым калужским помещиком, Савин заткнул за пояс всех известных кутил и собутыльников. Деньги лились рекой и даже бесконечно щедрые отцовские переводы моментально подходили к концу. Иной раз после буйной ночной пирушки щедрый корнет оставался буквально голым и босым. В решении подобных «мелких» неприятностей впервые проявились «гениальные» способности Савина.

Вот пара простых примеров: с целью пополнить свой гардероб, бравый офицер при полном параде заходил в обувную мастерскую и заказывал там самую дорогую пару туфель. Затем отправлялся в другую мастерскую и заказывал точно такую же пару. Получив готовую обувь в первой мастерской, корнет жаловался на то, что, мол, правый ботинок жмет, оставлял его на переделку, а левый забирал с собой. Само собой разумеется, что в другой мастерской ему «жал» левый ботинок. После чего корнет щеголял в новых туфлях, а обманутым скорнякам оставалось только проклинать свою доверчивость.

Посетив дорогой ресторан и наевшись до отвала, корнет незаметно подкладывал в сладкий десерт вывалянного в сахаре таракана, после чего закатывал грандиозный скандал. Хозяин ресторана чувствовал себя на седьмом небе, если ему удавалось отделываться от разгневанного офицера несколькими бутылками дорогого вина. Об оплате обеда, естественно, речи не велось.

Скандал во дворце

Но это все были цветочки. Настоящий имперский скандал разразился через несколько месяцев после того, как Савин на почве совместных попоек сошелся с Великим князем Николаем Константиновичем, беспутным племянником Александра II. Как-то князь Николай провел Савина и некую Фанни Лир - девицу легкого поведения в Мраморный дворец, в пустующую спальню своей матери.

Что они там творили - неизвестно, но на следующий день корнет был арестован и обвинен в поломке и краже усыпанного бриллиантами иконостаса и еще нескольких предметов помельче. Все похищенное обнаружилось в ближайшем ломбарде, Великого князя объявили сумасшедшим и изолировали, отправив в Ташкент, а Савина лишили звания и дворянства, после чего упекли гораздо дальше - в Нарымский край, откуда теперь уже бывший корнет бежал заграницу.

Именно за кордоном Савин присвоил себе графский титул и, благодаря ему, а также бравой выправке и хорошо подвешенному языку, несколько раз в разных странах удачно женился. Богатое наследство, оставшееся от отца, было к тому времени уже полностью промотано. Получив приданое очередной жены, Савин беззастенчиво бросал ее и отправлялся в Америку - торговать несуществующими золотыми приисками или в Монте-Карло - спускать деньги в рулетку.

Будучи как-то проездом в Ницце, Савин получил от богатого американца приглашение покататься на яхте. На второй день плавания доверчивый иностранец с легкостью согласился сыграть с вежливым русским офицером партию-другую в карты. С прогулки корнет возвращался уже на своей яхте.

Многочисленные мелкие и крупные мошенничества создали бывшему корнету такую дурную славу, что в некоторых странах его объявили персоной нон грата. Вынужденный скрываться от кредиторов, в 1886 году Савин объявился в Болгарии.

Болгария, бывшая до того времени вассальным княжеством Османской империи, претерпевала бурные времена. Незадолго до появления «графа» в стране произошел военный переворот, и функции временного правительства осуществлял всесильный вельможа, председатель народного собрания Стефан Стамбулов.

Быстро разобравшись, откуда ветер дует, Савин коротко сошелся со Стамбуловым, моментально покорив его своими мнимыми финансовыми возможностями. В частности «граф» совершенно бескорыстно предложил свои услуги в получении выгодного многомиллионного кредита для страны, упирая на то, что коротко знаком чуть ли не со всеми могущественными европейскими банкирами.

Легенды говорят, что напускной альтруизм и умение подать себя произвели неизгладимое впечатление на вельмож. В результате бывший арестант получил официальное предложение занять пустующий болгарский трон. Еще немного и корнет стал бы царем, но помешала случайность. На одном из приемов случайно оказался петербургский гость, который и опознал Савина как беглого заключенного.

В 1892 году несостоявшийся болгарский правитель, не имевший к тому времени ни гроша за душой, вынырнул в Петербурге. Прогулки по столице в поисках приличного обеда привели корнета на Исаакиевскую площадь. Оценив беглым взглядом одетое в леса творение Монферрана (спроектированный с инженерной точки зрения не очень удачно, Исаакиевский собор постоянно ремонтировался), Савин отыскал подрядчика и вежливо, но с достоинством попросил провести его по строительным лесам. Его пожелание удовлетворили. Корнет задавал узко специализированные вопросы: из какого дерева построены леса и сколько кубов на них ушло, а под конец попросил разрешения привести на днях пару своих заграничных друзей и уже показать им все самому.

Обольстительные манеры бравого офицера возымели свое действие и уже на другой день Савин со знанием дела водил по стройке двух англичан, что-то бойко им рассказывая.

На следующее утро подрядчик с изумлением наблюдал, как совершенно незнакомые ему люди начали разбирать леса и грузить их на подводы. В процессе разбирательства выяснилось, что корнет благополучно продал иностранным гостям весь лес за немаленькую сумму - десять тысяч рублей и деньги уже заплачены. Эта афера не прошла даром. Савина поймали, отобрали оставшиеся от тысяч жалкие гроши и вновь сослали в Нарымский край.

Смерть в Шанхае

Прошли годы. И вот - газета «Русское слово» от 28 (15) октября 1911 года сообщает: «Окружной суд Томска рассмотрел при закрытых дверях дело по обвинению известного авантюриста бывшего корнета Савина в хранении рукописей, заключающих оскорбление Величества, и приговорил Савина в крепость». Это «дело», концы которого давно потеряны в архивах или сгорели в пламени Гражданской войны, сыграло мошеннику на руку. Благодаря «рукописям, заключающим оскорбление Величества», Савин приобрел статус политического заключенного и, уже в революционные годы вновь оказался на свободе в Петербурге.

В те годы, а может и раньше, в Америке пошла мода скупать в измученных войнами европейских странах родовые замки, разбирать их по кирпичику и перевозить в Новый Свет. Подобных богатых по революционным меркам покупателей немало толпилось и в России. Очередная легенда гласит, что Савин в начале 1917 года получил должность начальника охраны Зимнего дворца.

И вот, как-то раз, один из таких гостей Западного мира подъехал к воротам Зимнего и потребовал у часового вызвать «хозяина». Часовой, естественно, позвал начальника охраны. Бывший корнет, быстро смекнув, в чем дело, незаметно смахнул пыль со своих до блеска начищенных сапог и неторопливо приблизился к американцу. Разговор длился недолго. С видимой неохотой корнет согласился уступить дворец заморскому гостю, назвав при этом астрономическую сумму. Немного поторговавшись, американец согласился с предложением и помчался в банк за деньгами.

Корнет же, поднаторев в изготовлении разного рода фальшивых бумаг, написал на скорую руку шутовскую «купчую» со всеми необходимыми печатями. Встретившись ближе к вечеру с новым «владельцем» и обменяв сей исторический документ на наличные, Савин предупредил, что отключил во дворце свет, так как счета за электричество очень большие. Сделано это было для того, чтобы «хозяин» не вздумал сразу начать осмотр своих «владений». Афера с продажей Зимнего дворца была последней в эпопее корнета.

Октябрьская буря и Гражданская война занесли корнета в Шанхай. Но там, в деловых кругах афериста уже хорошо знали и не желали иметь с ним никаких дел. Отсидевший за свою жизнь в общей сложности 25 лет в тюрьме «великий комбинатор» скончался в 1937 году от цирроза печени в Шанхае на нищенской больничной койке.

• 2976 просмотров

Более 30 лет имя корнета Савина не сходило со столбцов русских, европейских и даже американских газет, помещавших самые невероятные его авантюры.

То корнет Савин открывает новый Клондайк на несуществующем острове и ухитряется реализовать фальшивые акции, то является претендентом на болгарский престол и принимается султаном на Селямлике, то совершает ряд смелых побегов из европейских тюрем или выскакивает под Тамбовом из окна вагона скорого поезда на полном ходу... Одно невероятнее другого - и без конца, без конца... Знаменитые авантюристы прошлых веков - Казанова, Калиостро и другие, чьими мемуарами зачитывается до сих пор весь свет, перед корнетом Савиным, выражаясь словами Расплюева:

Мальчишки и щенки!

Более 25 лет Савин состоял бессменным обитателем тюрьмы, время от времени прерывая свое сидение за решетками смелыми побегами, появляясь снова то в России, то за границей, чтобы блеснуть на газетных столбцах то в телеграммах, то в уголовной хронике своим именем.

Последний раз в Москве он был летом 1911 года, прибыв сюда ни более, ни менее, как из нарымской тундры, совершив побег через бесконечную сибирскую тайгу, несмотря на свои 56 лет.

Явился в Москву прилично одетым, с ручным багажом и прямо, по старой привычке, отправился в одну из лучших гостиниц, Лоскутную, где занял хороший номер, спросил книгу для приезжающих и преважно расчеркнулся:

Граф де Тулуз-Лотрек из Нового Орлеана. А паспорта, расписавшись, не дал.

Входит управляющий, почтенный старик, занимающий место десятки лет.

Пожалуйте, ваше сиятельство, паспорт. Ноне строго... Того и гляди за непрописку на 500 рублей оштрафуют.

Во-первых, паспорт - это предрассудки, когда я сам налицо!

Так-то оно так, а все-таки без паспорта никак не возможно.

Да ты меня, Миша, не узнаешь, что ли? Управляющий вглядывается, старается припомнить.

Лицо знакомое-с... Никак Николай Герасимович!..

Ну, вот и узнал. А если надо уж непременно прописать паспорт, - вот тебе и паспорта! Выбирай любой и прописывай.

Савин вынул из саквояжа десяток подложных паспортов на всякие звания и выкинул на стол. Управляющий посмотрел и обезумел.

Все фальшивые-с?

Не беспокойся, пропишут... Вон их сколько прописанных...

В конце концов управляющий дал денег на расходы Савину и выпроводил его после дружеской беседы и воспоминаний доброго старого времени, когда Савин проживал в этой гостинице тысячи.

Я познакомился с Савиным в самом начале 80-х годов.

На Б. Дмитровке тогда существовал д. Муравьева, где прежде помещался лицей Каткова, "Салон де-Варьетэ", родоначальник "Омонов", "Максимов" и других "шато-кабаков", разросшихся в Москве с легкой руки Егора Кузнецова, много лет содержавшего "Салошку" и нажившего большой капитал.

Здесь шли разгульные ночи с хорами и оркестрами. Особенно переполнялись залы и кабинеты накануне праздников чуть не с 8 часов вечера, так как публике деваться было некуда - драматические спектакли тогда были под праздник запрещены, а "Салошка" торговала всю ночь напролет. Под праздник здесь было то, что называется "дым коромыслом". Были излюбленные гости из кутящего купечества, которые пропивали в вечер тысячи и дебоширили вплоть до устройства ванн из шампанского, в которых купали певиц в отдельных кабинетах.

Конечно, эти кутилы, расплатившись тысячами за такую ванну, выйдя из "Салошки", выторговывали у извозчика пятиалтынный и потом долгое время наверстывали расходы, расплачиваясь досрочными купонами и сериями, обрезанными за два года вперед.

Но в "Салошке" они не жалели бросать денег в пьяном угаре и щедро одаривали прислугу и распорядителей.

Некоторые дарили часы, перстни, деньги, а один, парчовый фабрикант с Никольской, так товаром отблагодарил ловкого распорядителя, которого звали, кажется, если не ошибаюсь за давностью времени, Алексей Васильевич. Это был небольшой, полненький человечек, чрезвычайно юркий, услужливый, знающий толк и в людях и в винах.

Вот через него-то я и познакомился с корнетом Савиным.

В один прекрасный вечер мы сидели в "Салошке" дружной компанией за веселым ужином. Некоторые из моих собеседников живы, а многих уже нет, в том числе и известного любимца Москвы актера Градова-Соколова.

Перед нами стоял Алексей Васильевич, метрдотель, которому мы заказывали ужин. На нем был надет под фраком необыкновенный жилет из золотой парчи, на который из нас никто не обратил внимания до тех пор, пока не остановился перед нашим столом красавец мужчина, одетый по последней моде, и не хлопнул распорядителя по животу.

Это что надел, чудище? Что это за жилет?

А, Николай Герасимович! Ты один? Если один, - садись с нами!.. Позволь познакомить.

И Градов-Соколов представил нам подошедшего:

Мой приятель, помещик, Николай Герасимович Савин.

Сел - и снова к распорядителю:

Что это за мода? Откуда такой жилет?

В ту субботу подарил один наш постоянный гость, фабрикант. Целый год обещал все подарок сделать и в субботу приходит с дамами в кабинет, призывает меня, подает мне сверток и говорит:

А вот тебе, Алеша, от меня самый дорогой подарок, лучше нет, - двести рублей стоит!

Развертываю, смотрю - парча.

Как, для чего? - вскипятился.

На покров, коли умрешь. Бери и кланяйся!

Взял я парчу, принес домой, отрезал на жилет и заказал портному. Не правда ли, красиво?

А знаешь, недурно! Вот я поеду в Париж и введу в моду парчовые жилеты! - сказал Савин.

Не знаю, удалось ли ему когда-нибудь ввести эту моду, но в этот вечер он положительно очаровал нашу компанию блестким остроумием и интересными рассказами о жизни. Иногда он поднимал руки кверху, обводил глазами стены и говорил:

Alma mater! Это моя alma mater!!

Это вы про что?

Вот про эти самые стены! Это моя alma mater! Здесь я нашел свою судьбу!..

На все дальнейшие вопросы он не отвечал, переводил разговор на другое, и только спустя почти тридцать лет я узнал из рукописного дневника Савина, почему он называл стены "Салошки" alma mater. Здесь помещался Катковский лицей, где учился Савин!

Первая глава дневника его начинается с того, о чем он так упорно тогда молчал, не желая объяснить, почему он называл "Салон де-Варьетэ" своей alma mater: в ней описывается лицей Каткова, аристократическое учебное заведение с правом университета.

Наш ужин закончился к утру, но около полуночи Градов-Соколов ослабел настолько после шампанского, что Савин проводил его до дому, в его излюбленную Бучумовку, на углу Столешникова переулка, а затем вернулся к нам кончать продолжение ужина.

С тех пор я больше не видался с Савиным.

Прошло несколько лет.

Я работал в "Русских ведомостях" и через редакцию получил письмо, адресованное на мое имя. Это письмо хранится у меня до сего времени.

В этом письме Н.Г. Савин сообщает мне, что он закончил большой литературный труд "Исповедь корнета", в котором описал свою жизнь и приключения. Савин просил меня в письме просмотреть его работу, проредактировать и начать печатанием или в газете или отдельным изданием.

Самой рукописи не прислал.

Письмо заканчивается следующими строками:

"Я вас могу принять ежедневно от часа до трех дня у себя. Сам же не могу явиться к вам, к моему глубочайшему сожалению, потому, что содержусь в тюремном замке, в Каменщиках. Итак, жду вас у себя. Ваш Покорный слуга Николай Савин".

Тут он приложил оглавление своей исповеди в трех частях: первая часть - Бурная молодость, вторая - Травля по Европе и третья - Инквизиция XIX века.

Это, мне помнится, было в 1888 году, во время моего отсутствия из Москвы, а когда я получил письмо, лежавшее месяца три в редакции, - Савина в Москве уже не было. Я очень жалел, что не воспользовался этим материалом, но счастливый случай через 25 лет привел этот материал опять ко мне в руки.

Почти через 30 лет после встречи в "Салоне де-Варьетэ" у меня началась переписка с Савиным.

Савин бежал из Нарымского края, преважно разгуливал в Москве, явился в свое бывшее калужское имение и, наконец, кажется, в г. Боровске был арестован и препровожден в Томск, где и судился окружным судом, а оттуда был переслан в Эстляндию этапным порядком, снова судился в Митаве по новому какому-то делу.

Он пересылался через Москву, и мне кто-то из знакомых сказал, что видел Савина на вокзале, откуда препровождали его в московскую пересыльную тюрьму, что он выглядит больным, плохо одет и, по-видимому, очень нуждается.

Я тогда послал ему немного денег и письмо, в котором напомнил о нашей встрече 30 лет назад.

Савин мне прислал милое письмо, благодарил меня за память. Я ответил, опять послал денег, и началась интересная переписка. Конечно, письма от него приходили ко мне с разрешения прокурорского надзора и тюремных властей, но письма были весьма любопытные и подробные. Савина пересылали судиться то в города Европейской России, то опять в Сибирь, и я получал от него письма из разных тюрем. А когда кончатся суды над ним за разные преступления по совокупности, это неизвестно было. Но он 25 лет сидел по всевозможным тюрьмам.

И бродяжная жизнь, и вечный арест, и тревоги отозвались на здоровье Савина. Он постарел, выдержал в тюрьме операцию, и, кажется, наступил конец его побегам и авантюрам.

Его последние письма все-таки были необыкновенно интересны, хотя отзывались повышенной нервностью, в чем нет ничего удивительного: такую жизнь не всякий организм выдержит!

Иногда он заговаривался и уже серьезно утверждал, что он граф де Тулуз, и доказывал это в огромном письме, которое я получил как-то осенью. Это кусочки его автобиографии.

Вот что он писал:

"Родился я в 1854 году в Канаде. Крещен в России, в Благовещенской, села Сердинского, церкви 11 января 1855 года. Родители мои - гвардии поручик из потомственных дворян Герасим Савин, а мать Фанни Савина, урожденная графиня де Тулуз-Лотрек. Я усыновлен дядей со стороны матери гр. де Тулуз-Лотрек актом, совершенным в декабре 1895 года в г. Сиятеле, в штате Вашингтон. Эмигрировал в Америку в декабре 1893 года, приехав на пароходе "Аладин" из Владивостока в порт Виктория.

Ввиду усыновления меня я законно ношу имя и титул, присоединив их к моей древней дворянской фамилии - Савина.

27 апреля 1898 года постановлением чикагского суда я натурализован гражданином Соединенных Штатов под этой двойной фамилией. Затем, 15 августа 1899 года я женился в Лондоне на англичанке, уроженке Канады, мисс Мэри Вэрвут, после чего и жил в Канаде, где 12 января 1901 года у нас родилась дочь, после чего я перешел в английское подданство в 1902 году".

В конце 1902 года Савин вновь явился в России и был арестован в Козлове, и тогда в газетах появилось известие, что "Савин умер". На самом же деле он был отправлен в Сибирь пешком по зимнему этапу, бежал на Амур, перебрался на знаменитую китайскую Желтугу и был главарем 7.000 бродяг всех народов, которые и основали Желтугинскую республику, впоследствии разогнанную войсками. Далее в этом письме, автобиографии последних лет, Савин рассказывал ряд приключений и приводил родословную графа де Тулуз-Лотрека и заканчивал последними днями своей жизни, когда его судили уже по обвинению в политических преступлениях.

Перечисляя свои сочинения, он заключал свое письмо ко мне просьбой печатать его рукописи.

Передо мной ряд собственноручных тетрадей Савина, рассказывающего свою удивительную жизнь с самого детства. Первые тетради писаны им в тюрьме еще в его молодости, в конце 80-х годов, когда все им чувствовалось горячо, рассказывалось страстно. И где он не был? Кого не видал? От высшего общества, где он был своим, и до каторжных тюрем и бродяжных шаек, где он был главарем.

Свои записки он ведет с самой юности, постепенно переходя от лицейских дортуаров через жизнь блестящего гвардейца, вращавшегося в высших кругах столиц, да каторжного арестанта...

И только прочитав подробно с самого начала эти записки, можно понять всю богатую одаренность этого человека, не применившего к жизни свою энергию и свои таланты.

Интересно в них описана среда, в которой вращался Савин. Здесь и высшее общество столиц, кутилы и прожигатели жизни Петербурга и Варшавы, гвардейцы, дамы полусвета, театр Берга и его завсегдатаи... Далее заграничные приключения, суды, тюрьмы.

Не раз в жизни улыбалось Савину счастье, и счастье необыкновенное, но никогда он, в силу стечения обстоятельств, не мог им воспользоваться.

Разве это неудивительно: Савин под именем графа Тулуз-Лотрека был вероятнейшим кандидатом на болгарский престол после изгнания Батенберга.

И это могло быть, почти что совершилось, но случайная встреча в ресторане в Константинополе уже после представления Савина султану на Селямлике разрушила все замыслы его.

Кандидатуре на болгарский престол Савин в своих записках посвящает несколько глав, в которых прекрасно описана Болгария стамбуловских времен.

Из этого ряда глав я позволю себе сделать небольшое извлечение, опять-таки характеризующее Савина.

Он явился в Болгарию под именем гр. Николая де Тулуз-Лотрека и предложил нуждавшемуся в деньгах Стамбулову сделать государственный заем у крупных парижских банкиров, представителем которых он назвался, предъявив, конечно, фальшивые доверенности и другие документы.

Предложение это, которому Стамбулов обрадовался, ввело Савина в круг министров, где он занял почетное положение, кончившееся тем, что в один прекрасный день между Стамбуловым и им вышел такой разговор:

Нам необходимо выставить своего кандидата и, во всяком случае, провалить на выборах в Тырнове невыгодного для нас князя Мингрельского. У нас кандидат уже намечен и утвержден нами.

Кто же он? - спрашиваю я.

Вы, граф! И я приехал просить вашего благосклонного согласия.

Удар грома из безоблачного неба не ошеломил бы меня так, как слова регента. Я думал сначала, что это шутка, но по выражению лица Стамбулова я убедился, что предложение его обдумано.

А вы, кажется, удивлены, граф? Но я говорю серьезно, строго обдумано и приехал к вам не как знакомый, а как первый министр Болгарии после обсуждения всего с моими коллегами. Поверьте, что ничего удивительного в моем предложении нет. Почему вы, граф де Тулуз-Лотрек, чей род состоит в родстве с Бурбонами, не можете быть кандидатом на болгарский престол?.. Скажите, чем какой-нибудь Батенберг или князь Мингрельский достойнее вас, потомка владетельных князей Франции? Мы все это обсудили и просим вас.

И Савин на другой день дал свое согласие. Все это постановлено хранить в тайне до тырновских выборов, где народное собрание сделало бы все, что предложит Стамбулов, а затем, когда выборы состоятся, ничего бы не было страшного.

И через неделю Савин уже ехал на пароходе из Варны в Константинополь.

В главе "На пароходе" Савин так обдумывает свое положение:

"Это неожиданное предложение ошеломило бы всякого. Каково же оно было мне, скрывающемуся под чужим именем, даже не французу, а русскому офицеру, врагу тех, которые предлагают мне быть их князем? Предложение это было серьезно обдумано болгарскими воротилами. По их понятиям, я был человеком вполне подходящим. Возвышая меня на болгарский трон, они надеются сохранить за собой власть и силу в стране. Должен ли я, по их мнению, я, их креатура, оставить их бесконтрольно заправлять всем в стране?

И пришел я к заключению, что кандидатуру принять надо. Как русский, как славянин, я, будучи болгарским князем, мог принести более пользы России, чем какой-нибудь немец, назначенный Бисмарком и Англией. Я призван спасти Болгарию от всякого порабощения неславянских стран, я призван принести пользу общеславянскому делу и, может быть, очистить путь к Царь-граду славянам. Я убежден, что рано или поздно Царь-град будет центром славянства в руках России".

С этими мыслями подплывал Савин к Царьграду.

Появились сведения в газетах о новой кандидатуре. В издающейся на английском языке константинопольской газете "Стамбул" напечатаны были какие-то оскорбительные намеки. И Савин вызывает редактора "Стамбула", англичанина, на дуэль, а когда тот отказывается, бьет его хлыстом по лицу.

Все газеты наполнились скандалом.

Но и это еще сошло бы.

Главное несчастье, решившее судьбу Болгарии и нового князя, было в том, что, будучи в Москве, Савин брился у парикмахера Леона, на углу Тверской и Леонтьевского переулка!

Брейся он в другой парикмахерской, - он был бы болгарским князем.

Вышло так: Савин в табльдоте "Hotel de Luxembourg" завтракал с своей компанией. Рядом за другим столом сидел молодой человек, который долго смотрел на Савина, потом вдруг сорвался с места, с радостной улыбкой подбежал к Савину и рассыпался перед ним в любезностях:

Как я счастлив видеть вас здесь, г. Савин. Давно ли из Москвы?

Кругом все смотрят: речь идет по-французски.

Савин оборвал его дерзостью, заметив, что он его принимает за другое лицо. Но дерзость его погубила.

Обиженный парикмахер, г. Верну, подмастерье Леона, набросился на Савина и закричал:

Я подошел к вам вежливо, как к старому клиенту, а вы меня оскорбляете! Вы думаете, что я не читаю газет о ваших похождениях... Я сейчас буду жаловаться в посольство...

На другой день Савин был арестован и под конвоем в партии арестантов отправлен на пароходе в Одессу.

Его давно искали.

Во время немецкой войны он опять появился в Москве, был арестован, сослан в Нарым, а затем слухи о нем прекратились.

Таков был корнет Савин.

Гиляровский Владимир Алексеевич (1855-1935) - писатель, журналист, бытописатель Москвы.

Корнет Николай Савин, граф де Тулуз-Лотрек

В конце XIX - начале XX века газеты всего мира были полны описаний невероятных похождений гениального афериста, русского дворянина Николая Савина. Приписываемые ему авантюры настолько поражали воображение впечатлительных читателей, что многие считали их выдумкой газетчиков. Однако корнет Савин, он же граф де Тулуз-Лотрек, действительно существовал, и был он прирожденным мошенником. А проворачивать аферы ему помогали неуемная фантазия, бескомпромиссность и наглость, скрывающиеся за импозантной внешностью.

Рослый красавец с лучезарной улыбкой, остроумный рассказчик с безупречными манерами, владеющий несколькими европейскими языками, он мог легко обмануть любого.

Биография Савина нигде не описана, судить о ней можно лишь по его собственным рассказам, хотя он был способен насочинять не хуже самого барона Мюнхаузена, а также по газетным заметкам того времени. Его фотографий тоже практически не осталось.

В 70-х годах 19 века Николай Савин приступил к военной службе в Петербурге в чине корнета. Бурная столичная жизнь с ночными пирушками закрутила молодого корнета, и вскоре он прослыл одним из самых известных кутил. Деньги, присылаемые отцом, богатым калужским помещиком, очень быстро заканчивались. Уже тогда проявился криминальный талант молодого корнета.

Вот лишь несколько примеров:

Николай оформлял на себя в двух мастерских две одинаковые пары туфель. При получении заказа в каждой мастерской он оставлял один ботинок на растяжку по причине того, что он жмет, а другой ботинок уносил с собой. Понятно, что из одной мастерской он забирал правый ботинок, а из другой – левый. И таким образом получал совершенно бесплатно новые туфли.

Также он приходил в ресторан, имея в кармане лишь засахаренного таракана, которого в конце обеда незаметно подкладывал в десерт, закатывая после этого громкий скандал. Зачастую хозяин ресторана, чтобы замять неприятный инцидент, дарил разгневанному офицеру несколько бутылок дорогого вина. Об оплате тоже не могло быть и речи.

Но вскоре после нескольких жульнических поступков Николаю предложили уйти в отставку, однако он совершенно не унывал от такого поворота событий и продолжал веселиться, тем более, ему по наследству досталось приличное состояние. Но, как и следовало ожидать, вскоре он все прокутил.

Встав на путь преступных махинаций и обманов, Савин вскоре был вынужден покинуть страну из-за угрозы ареста. Так началась его жизнь скитальца и авантюриста.

“Итальянская афера”

Вскоре он с успехом проворачивает грандиозную махинацию, обернувшуюся впоследствии дипломатическим скандалом.

Узнав из газет о том, что итальянская армия остро нуждается в пополнении конного парка, он заявился в Рим и, представившись коннозаводчиком из России, предложил заключить договор на поставку орловских рысаков из России. План был одобрен военным министерством Италии. После того, как поступила первая партия лошадей, Савину в качестве аванса была выдана огромная сумма денег, с которой он благополучно исчез.

В двух шагах от трона

Пока полиция разыскивала его по всей Европе, Савин объявился в Болгарии, где затеял еще одну громкую аферу и чуть было не занял болгарский трон.

«Возьмем, наконец, корнета Савина. Аферист выдающийся. Как говорится, негде пробы ставить. А что сделал бы он? Приехал бы к Корейко на квартиру под видом болгарского царя, наскандалил бы в домоуправлении и испортил бы все дело», - так отзывался о Николае Савине Остап Бендер.

В то время Болгарией управлял регентский совет, возглавляемый Стефаном Стамбуловым. Савин, приехавший в страну и представившийся банкиром, встретился со Стамбуловым, подружился с ним и предложил в качестве государственного займа крупную сумму денег (оставшихся от итальянской аферы). Стамбулов на радостях, в свою очередь, предложил Савину занять болгарский трон, тем более тот выдавал себя за родственника Бурбонов.

Еще немного – и Савин превратился бы в коронованную особу, и лишь досадная случайность помешала этому, его опознал знакомый парикмахер. Савину пришлось спасаться бегством.

Переезжая из одной европейской столицы в другую, он продолжал заниматься вымогательством денег, ведь это было его стихией. Только теперь он старался не иметь дел с министрами, а промышлял более мелкими аферами. Аресты, суды, побеги, переезды – такова была его жизнь.


Николай Савин, фото в Гамбурге

В 1891 году по решению московского суда Савина отправили на поселение в Сибирь, откуда он совершил несколько побегов. Однажды, для того чтобы убежать, ему пришлось притвориться тифозным больным. А в больнице, куда его незамедлительно перевели, он поменялся местами с умершим соседом по палате. А когда его отвезли в морг, без особого труда сбежал и продолжил свои аферы.

Почти, как граф Монтекристо...

Так, в газете одного сибирского городка писали:
«Наш город осчастливил своим посещением известный читающей публике бывший претендент на болгарский престол г-н Савин. Он где-то вблизи устраивает по какой-то новейшей системе винокуренный завод. Назвавшись французом и сообщив, что имение его приносит 9000 годового дохода, он послал к нашему богачу Д-ву занять 2000 рублей. Потом запродал 5000 вёдер несуществующего спирта с небывалого завода и т. п. Недурно было бы принять меры против такого гуся, уже высланного из Красноярска»…

Американская мечта

Вскоре Савин уезжает в Америку, снимает в Нью-Йорке роскошный особняк, в котором устраивает пышные приемы, и быстро становится известен в высшем свете.

Вскоре он объявляет, что Управление Транссиба доверило ему отобрать подрядчиков для строительства магистрали. К графу выстроилась очередь из предприимчивых американцев, которые не скупились на взятки и авансы.

Портрет Н.К.Савина с автографом. 1918 год

Открыл он здесь и контору, якобы занимающуюся покупкой земель на Кубе, которую в то время испанцы продавали за бесценок. Неплохо заработал на этой афере, удачно женился и … пропал, конечно, вместе с приданым.

Вскоре его опять арестовали в Европе и отправили в Россию. Здесь, выйдя в очередной раз на свободу после февральской революции, он устроился на работу начальником охраны Зимнего Дворца.

И вскоре провернул еще одну свою громкую аферу – представившись хозяином Зимнего Дворца, продал его американцу. Получив два чемодана денег и передав покупателю поддельную купчую, он отбыл в неизвестном направлении, предварительно распорядившись отключить во дворце свет, чтобы новый хозяин не кинулся тут же его осматривать.
Хотя, возможно, это лишь легенда…


Николай Савин после 25 лет тюрьмы.

Проведя за всю свою жизнь более 25 лет в тюрьмах, великий авантюрист умер в 1937 году в Шанхае в возрасте 82 лет в полной нищете. Ведь копить деньги он никогда не умел, а проворачивать свои авантюры в старости тоже уже не мог.