Семенко. Кюхельбекер. Поэты пушкинской поры

Нельзя сказать, что Вильгельм Кюхельбекер достиг особенных высот в искусстве или общественной деятельности, однако его имя прочно вошло в отечественную историю и русскую литературу. Судьба подарила талантливому воспитаннику Царскосельского лицея встречу с величайшими людьми своего времени: Пушкиным, Грибоедовым, Пущиным, Одоевским , - но вспыльчивый характер не позволил самому найти место в жизни.

Гадкий утёнок Царскосельского лицея

В Царскосельском лицее Кюхельбекер из-за своей неловкости, мечтательности и глухоты на левое ухо был предметом бесконечных насмешек — они же довели его до попытки суицида. Однажды подросток пытался утопиться в пруду, откуда его вытащили товарищи, которые тут же нарисовали на несчастного карикатуру в местном журнале.

Вспыльчивого Кюхлю, как его называли друзья-лицеисты, спасало одно — он отличался большой незлобивостью, а своими знаниями и упорством умел располагать к себе людей.

Но сочинениями Кюхля всё же увлекался, ведь в те годы стихосложение среди лицеистов было самым популярным занятием.

Вильгельм, прочти свои стихи,
Чтоб мне заснуть скорее...

Так в «Пирующих студентах» Александр Пушкин описывал поэтическое дарование Кюхельбекера. Неуклюжий лицеист был излюбленным героем лицейских эпиграмм, посланий и ироничных строк «солнца русской поэзии» (из-за чего Пушкин и Кюхельбекер однажды встретились на дуэли, но всё равно остались ближайшими товарищами).

Репродукция рисунка школьницы Нади Рушевой «Пушкин, читающий стихи Дельвигу и Кюхельбекеру». Фото: РИА Новости

Талантливый неудачник

В 1817 году Кюхельбекер окончил лицей с серебряной медалью и вместе с тем же Пушкиным поступил в Коллегию Иностранных дел. С этого момента начались скитания будущего декабриста.

Дипломатической службе выпускник Царскосельского лицея предпочёл преподавание русской литературы в Благородном пансионе при Главном педагогическом институте, но из-за неудачного романа решил уехать подальше от дома. В должности обер-камергера вельможи Нарышкина Кюхельбекер отправился в Европу, откуда был вынужден вернуться Россию, так как обратил на себя внимание властей «вольнолюбивой» лекцией по русской словесности.

Кюхля хотел работать в министерстве финансов, заниматься профессорской деятельностью в Эдинбурге или в Крыму, получить место профессора русского языка в Дерптском университете, служить в Одессе, издавать журнал, - но ни одному из его планов не суждено было сбыться. В итоге талантливый лицеист присоединился к обществу лиц, принявших участие в декабрьском восстании.

14 декабря 1825 года Кюхельбекер стал одним из самых деятельных участников событий на Сенатской площади. Известно, что он стрелял в брата императора - князя Михаила Павловича, но пистолет дал осечку.

Дневник Вильгельма Кюхельбекера и его книги, изданные анонимно при содействии А. С. Пушкина. Музей декабристов в Москве (закрыт в 1997 году). Фото: РИА Новости / Олег Ласточкин

«Поэт в России больше, чем поэт»

Кюхельбекеру посчастливилось незаметно покинуть Сенатскую площадь, когда стало очевидно, что восстание обречено. Однако незадачливого декабриста с приметами «рост 2 аршина 9 4/8 вершков, лицом бел, чист, волосом чёрн, глаза карие, нос продолговат с горбиною» быстро разыскали.

Зимой 1826 года талантливый лицеист оказался в казематах главной политической тюрьмы России - Петропавловской крепости. Ему грозила смертная казнь, которая была заменена двадцатью годами каторжных работ. Позже и этот приговор удалось смягчить, но, несмотря на то, что заключенный Кюхельбекер содержался в достаточно мягких условиях (мог писать и получать письма, читать книжные новинки, общаться с духовником), поэт был глубоко несчастен.

Однако Кюхельбекер остался верен первым поэтическим опытам: выше всего философ и романтик ставил предназначение стихотворца. В одном из своих последних произведений, названном «Участь русских поэтов», умирающий, больной декабрист писал:

Горька судьба поэтов всех племен;
Тяжеле всех судьба казнит Россию:
Для славы и Рылеев был рожден;
Но юноша в свободу был влюблен...
Стянула петля дерзостную выю.

Могила декабриста В. К. Кюхельбекера в Тобольске Фото: РИА Новости / Сергей Ветров

Поэт и революционер-декабрист Вильгельм Кюхельбекер вспоминал о своем детстве: «Я по отцу и по матери точно немец, но не по языку; -- до шести лет я не знал ни слова по-немецки, природный мой язык -- русский, первыми моими наставниками в русской словесности были моя кормилица Марина, да няньки мои Корниловна и Татьяна».

В 1811 г. известный военачальник, в недальнем будущем -- герой Отечественной войны, родственник Кюхельбекеров М.Б. Барклай-де-Толли помог определить Вильгельма в Царскосельский лицей. Так была подготовлена встреча, которая навсегда «прикрепила» к имени Кюхельбекера определения, привлекающие внимание читателей разных поколений: друг Пушкина; лицейский товарищ Пушкина; поэт пушкинской поры.

Вильгельм Кюхельбекер родился в Петербурге в семье саксонского дворянина Карла Генриха Кюхельбекера, в 1770-х годах перебравшегося в Россию. Человек образованный (он учился в Лейпцигском университете одновременно с И.-В. Гете и А.Н. Радищевым) и деловой, Кюхельбекер-старший довольно успешно поднимался по служебной лестнице при Павле I. Он управлял Каменным островом, был первым директором Павловска и получил в награду имение Авинорм в Эстонии, где прошли детские годы будущего поэта. Дворцовый переворот 1801 г. оборвал карьеру немецкого эмигранта при русском дворе, а после его смерти (1809 г.) семейство Кюхельбекеров и вовсе оказалось без всяких средств. Единственное утешение состояло в том, что старшая сестра Вильгельма Юстина Карловна вышла замуж за филолога и педагога Г.А. Глинку и взяла на себя заботу о матери, сестре и двух братьях. Забота оказалась трудной и долголетней: братья Вильгельм и Михаил в 1825 г. стали декабристами и ушли в тюрьму, на каторгу, в сибирскую ссылку. А Юстина Карловна все хлопотала, все пыталась чем-то помочь -- хотя бы вызволить из Сибири и поселить у себя племянников.

Содействие М.Б. Барклая-де-Толли подоспело вовремя. Лицей замышлялся как заведение для подготовки высокопоставленных чиновников; мать и сестра Вильгельма очень надеялись на его неординарное будущее. В конечном итоге добрые женщины, обожавшие своего Вильгельма, не ошиблись -- имя Кюхельбекера стало знаменитым и славным в нашей истории,-- но им обеим не суждено было об этом узнать. Зато забот, тревог и горестей выпало на долю семьи Кюхельбекеров сверх меры.

В Лицее Кюхельбекеру на первых порах пришлось нелегко. Неуклюжий; вечно занятый своими мыслями, а потому -- рассеянный; готовый взорваться как порох при малейшей обиде, ему нанесенной; вдобавок глуховатый (не всегда, а припадками, которые наступали неожиданно), Кюхля был поначалу предметом ежедневных насмешек товарищей, подчас вовсе не беззлобных. Он даже с горя пытался утопиться в пруду, но ничего не получилось: его благополучно вытащили, а в лицейском журнале появилась смешная карикатура. Чего только не вытворяли с бедным Кюхлей -- дразнили, мучили, даже суп на голову выливали, а уж эпиграмм насочиняли -- не счесть.

Пушкин тоже посмеивался иногда над Виленькой -- «уродом пресовершенным», как звали его в Лицее, но очень скоро разглядел и оценил те свойства Кюхельбекера, которые заслуживали не иронии, а самого высокого уважения.

Вильгельм был прямодушен и неколебим во внушенных с детства и укрепленных чтением принципах добра, справедливости, самоотвержения в любви и дружбе. Он лучше других лицеистов знал литературу, историю, философию и необычайно щедр был в своей готовности делиться знаниями. Когда в статье о Дельвиге Пушкин вспоминает, как много почерпнул тот из совместных чтений с одним из товарищей -- «живым лексиконом и вдохновенным комментарием»,-- он, разумеется, имеет в виду Кюхельбекера. Статья предназначалась для печати, и имя узника-декабриста нельзя было произнести вслух. Большое значение в духовной жизни лицеистов имел рукописный «Словарь» -- точнее, конспект прочитанных сочинений, который вел Кюхельбекер при участии нескольких друзей, в том числе Пушкина. В черновом варианте стихотворения «19 октября» (1825) Пушкин вспоминал:

Златые дни! Уроки и забавы,

И черный стол, и бунты вечеров,

И наш словарь, и плески мирной славы,

И критики лицейских мудрецов!

Под заголовком «Рабство» в «Словаре» помещено, например, следующее рассуждение: «несчастный народ, находящийся под ярмом деспотизма, должен помнить, если хочет расторгнуть узы свои, что тирания похожа на петлю, которая суживается от сопротивления. Нет середины: или терпи, как держат тебя на веревке, или борись, но с твердым намерением разорвать петлю или удавиться». Записывая это, будущий декабрист еще не знал своей судьбы, но у Кюхельбекера слово с делом никогда не расходилось.

Кюхля писал стихи (вначале неумелые и косноязычные), но при этом преклонялся перед стихами звучными и тонкими по мысли. Талант Пушкина был для него поразительным откровением. Восхищение Пушкиным и трогательную любовь к великому поэтическому дару своего школьного товарища Кюхельбекер пронес через всю жизнь. При этом если ему не нравилась какая-то строка или, скажем, глава «Онегина», он не только не скрывал этого, но выступал с критикой в журналах -- резко, даже вызывающе.

Литературные идеалы, высокие принципы русской словесности, как он их понимал, были для него превыше всего. Пушкин скоро различил эти особенности Кюхельбекера, нежно его любил, терпел частые выпады, вспышки гнева и все причуды Кюхли. Но для этого нужно было быть Пушкиным или Дельвигом. Не все, кто встречался на жизненном пути Кюхельбекера, отличались такой гибкостью ума и чуткостью души.

Первое напечатанное стихотворение Пушкина «К Другу стихотворцу» обращено именно к Кюхельбекеру. Юношеские размышления о роли и назначении поэта в этом произведении опираются на конкретную жизненную основу. Речь идет о начальных неуклюжих поэтических опытах Кюхельбекера:

Страшися участи бессмысленных певцов,

Нас убивающих громадою стихов!

Но удивителен не столько этот совет, сколько возражение, которое вкладывает пятнадцатилетний автор в уста другу стихотворцу:

Но что? ты хмуришься и отвечать готов;

Пожалуй,-- скажешь мне,-- не трать излишних слов;

Когда на что решусь, уж я не отступаю,

И знай, мой жребий пал, я лиру избираю.

Пусть судит обо мне, как хочет, целый свет,

Сердись, кричи, бранись,-- а я таки поэт.

Нужно было очень тонко понимать характер Кюхельбекера, чтобы написать это. «Когда на что решусь, уж я не отступаю!» -- таков был один из важнейших жизненных принципов этого человека. Он осуществил его в дружбе, в литературе и в жизни -- в декабрьский день 1825 года, который превратил неимущего и малоизвестного петербургского поэта в «опасного государственного преступника», строго охраняемого всем могуществом царской власти.

Сущность своих взаимоотношений с поэтической музой, угаданную Пушкиным, Кюхельбекер определил в письме к племяннику, написанном из одиночной камеры в начале 30-х годов: «Никогда не буду жалеть о том, что я был поэтом; утешения, которые мне доставляла поэзия в течение моей бурной жизни, столь велики, что довольно и их... Поэтом же надеюсь остаться до самой минуты смерти, и признаюсь, если бы я, отказавшись от поэзии, мог купить этим отречением свободу, знатность, богатство, даю тебе слово честного человека, я бы не поколебался: горесть, неволя, бедность, болезни душевные и телесные с поэзиею я предпочел бы счастию без нее». Едва ли даже сам автор этого письма помнил, до какой степени цитированные строки похожи на прозаическое переложение стихотворения Пушкина «К другу стихотворцу»!

Как ни «сердились, кричали, бранились» по его адресу, но Вильгельм Кюхельбекер стал подлинным русским поэтом. Он учился всю жизнь, многое, восприняв от других поэтов, начиная с Ломоносова, Державина и кончая Баратынским и Лермонтовым. Блестящий знаток русской поэзии К.И. Чуковский недаром однажды воскликнул: «Да знаете ли вы, какие у Кюхельбекера есть стихи?! Пушкинские!» Высоко ставя предназначение стихотворца, умирающий, больной Кюхельбекер в одном из последних стихотворений, названном «Участь русских поэтов», писал:

Горька судьба поэтов всех племен;

Тяжеле всех судьба казнит Россию:

Для славы и Рылеев был рожден;

Но юноша в свободу был влюблен...

Стянула петля дерзостную выю.

Не он один; другие вслед ему,

Прекрасной обольщенные мечтою,

Пожалися годиной роковою...

Бог дал огонь их сердцу, свет -- уму,

Да! Чувства в них восторженны и пылки,--

Что ж? их бросают в черную тюрьму,

Или болезнь наводит ночь и мглу

На очи прозорливцев вдохновенных,

Или рука любовников презренных

Шлет пулю их священному челу;

Или же бунт поднимет чернь глухую

И чернь того на части разорвет,

Чей блещущий перунами полет

Сияньем обнял бы страну родную.

В «черной тюрьме» и «безнадежной ссылке» влачили свои дни поэты-декабристы и среди них Кюхельбекер; «болезнь навела... мглу» на очи Ивана Козлова (Кюхельбекер писал это стихотворение уже полуслепым); «презренный любовник» -- Дантес; наконец последние строки -- об ужасной смерти Грибоедова.

Далеко глядел Пушкин, когда предупреждал друга стихотворца о небывалой трудности поэтической стези («катится мимо их Фортуны колесо»), когда с печалью говорил о поэтах земли: «их жизнь -- ряд горестей, гремяща слава -- сон». Кюхельбекеру достался бесконечный «ряд горестей» и даже тени «гремящей славы» не довелось ему узнать. Но никогда он не пожалел, что стал в ряд с теми, о ком скорбел в «Участи поэтов».

Из Лицея Кюхельбекер (он окончил с серебряной медалью), как и Пушкин, был выпущен в Главный архив Иностранной коллегии. Но «шаркуном» - чиновником он не мог стать по самой своей природе; вот и получилось, что бедствия подстерегли его чуть ли не у лицейского порога. Он даже собирался покинуть Петербург и учительствовать где-то в глуши, но мать воспротивилась, и, в конце концов нашлось Вильгельму место преподавателя российской словесности в том самом Благородном пансионе, где учились Лев Пушкин, С.А. Соболевский, П.В. Нащокин. Все они горячо любили энтузиаста-словесника, воспитывавшего в них не только литературный вкус (на этот счет чутье у Кюхельбекера было отменное, хотя, бывало, он увлекался и превозносил авторов слабых), но и беззаветную любовь к Отечеству. Одновременно он взял и частный урок: обучал основам наук способного, но ленивого мальчика Мишу Глинку -- будущего великого композитора. Кажется, это был единственный период в жизни Кюхельбекера, когда директор Лицея рискнул написать про него: «Кюхельбекер живет как сыр в масле... присутствует очень прилежно в обществе любителей словесности, и... в каждый почти номер «Сына Отечества» срабатывает целую кучу гекзаметров. Кто бы подумал, когда он у нас в пруду тонул, что его на все это станет?» Он был участником празднования самых первых лицейских годовщин в 1817 и 1818 гг.-- вместе с Пушкиным и другими лицеистами в октябрьские дни ездил в Царское Село, вспоминая прекрасные времена лицейского братства. В 1819 г. он, правда, ухитрился повздорить с Пушкиным и даже вызвать его на дуэль за очередную эпиграмму с вошедшими потом чуть ли не в пословицу словами: «и кюхельбекерно и тошно». Но Пушкин стрелять в Кюхельбекера не стал, а бросил пистолет. Тут же они помирились.

Однако уже весной 1820 г. мирные будни Кюхли были нарушены: узнав, что Пушкину грозит царская расправа, Кюхельбекер, даже не оглянувшись на свои скромные жизненные блага, с таким трудом добытые, ринулся на защиту друга. Он прочитал в Вольном обществе любителей словесности стихотворение «Поэты»:

И ты -- наш новый Корифей,

Певец любви, певец Руслана!

Что для тебя шипенье змей,

Что крик и Филина и Врана? --

Лети и вырвись из тумана,

Из тьмы завистливых времен.

Сразу же после публичного чтения этих стихов министр внутренних дел получил донос на Кюхельбекера. Тучи сгущались теперь над головою двух поэтов. К счастью, помог третий: Дельвигу предложили место секретаря при богатом вельможе А.Л. Нарышкине, отъезжавшем в заграничное путешествие, и Дельвиг отказался от выгодного предложения в пользу Кюхельбекера.

Обязанности секретаря Кюхельбекер, по-видимому, исполнял с прохладцей. В Германии он посетил Гёте -- университетского однокашника своего отца. В дневнике Кюхельбекер записал об этом в довольно будничном тоне: «Мы, наконец, довольно сблизились: он подарил мне на память свое последнее драматическое произведение и охотно объяснил мне в своих стихотворениях все то, что я мог узнать единственно от самого автора... Гёте позволил мне писать к себе и, кажется, желает, чтобы в своих письмах я ему объяснил свойство нашей поэзии и языка русского: считаю приятной обязанностью и по возвращении в С.-Петербург займусь этими письмами, в которых особенно постараюсь обратить внимание на историю нашей словесности, на нашу простонародную поэзию». Обстоятельства последних лет жизни, проведенных Кюхельбекером на свободе, помешали ему выполнить это обещание.

В Париже он прочитал несколько лекций о литературной жизни России разных периодов. Лекции были полны свободолюбивых идей, ненависти к деспотизму и читались без оглядки на бдительное око царских слуг. Русское посольство во Франции немедленно приняло меры: Кюхельбекер был выслан в Россию.

В кишиневской, одесской, псковской ссылке Пушкин постоянно думает о Кюхельбекере; он следит за его литературной судьбой, вместе с Вяземским безуспешно пытается пристроить его на службу в Одессу. Однако с тех пор, как Кюхельбекер примкнул к литературной группе, которую принято называть младшими архаистами (главными представителями ее были А.С. Грибоедов и П.А. Катенин), пути лицейских друзей-поэтов несколько разошлись. Добрейший Дельвиг упрекал его: «Ах! Кюхельбекер! Сколько перемен с тобою в 2 - 3 года... Так и быть. Грибоедов соблазнил тебя. На его душе грех». Однако, само по себе «антиромантическое» изменение литературных позиций не отдалило бы Кюхельбекера от Пушкина. Великий поэт с живым интересом относился к литературным поискам «младших архаистов» и не раз доказывал это в статьях и письмах. В сущности, ему была близка мысль Кюхельбекера: «Вера праотцов, нравы отечественные, летописи, песни и сказания народные -- лучшие, чистейшие, важнейшие источники для нашей словесности».

На беду Кюхельбекер, по-видимому, усмотрел для себя нечто обидное в письмах Пушкина петербургским знакомым, которые усердно распространял без надобности Лев Сергеевич. Блестящий исследователь литературных взаимоотношений поэтов пушкинского круга, биограф Кюхельбекера Ю.Н. Тынянов, предполагает, что в первой половине 1822 г. Кюхельбекер написал Пушкину какое-то письмо, до нас не дошедшее. Пушкин, в свою; очередь, довольно резко критиковал некоторые стихи Кюхельбекера (например, потешался над нелепым выражением «резвоскачущая кровь»).

Со своей стороны, Кюхельбекер был несправедлив к некоторым сочинениям Пушкина, порой поспешая со скороспелыми выводами. Он отмечал в дневнике: «Господина Онегина (иначе же нельзя его называть) читал, есть места живые, блистательные, но неужели это поэзия?» Он требовал открытой гражданственности и публицистического пафоса и не принял -- или не хотел принять -- тона, избранного Пушкиным в первых главах «Онегина».

Между тем создатель «Онегина», давно сменивший «гнев на милость» (он еще из Одессы писал общему знакомому о Кюхельбекере: «Он на меня надулся, бог весть почему. Помири нас»), ждал в Михайловском «запоздалого друга», надеясь поговорить «о бурных днях Кавказа, о Шиллере, о славе, о любви». Кюхельбекер собирался поехать к Пушкину, но так и не успел этого сделать.

Последние годы перед восстанием декабристов были для него нелегкими. Вернувшись из Европы, он отправился служить на Кавказ в должности чиновника «по особым поручениям». Однако особых поручений он не исполнял, и генерал Ермолов вынужден был вскоре отправить его восвояси за очередную дуэль. Единственным светлым пятном в то время была для него окрепшая дружба с Грибоедовым, с которым он изо дня в день общался в Тифлисе. При нем сцена за сценой писалось «Горе от ума».

Ю.Н. Тынянов, может быть, несколько увлекаясь, усматривает в Чацком черты Кюхельбекера.

Почти весь 1822 год и первую половину 1823-го Кюхельбекер провел в деревне Закуп Смоленской губернии, принадлежавшей семейству его старшей сестры. Он наблюдал сельскую жизнь и напряженно работал над трагедией «Аргивяне», стихами, драматическими сценами и т. д.

Возвратившись из деревни и поселившись в Москве, Вильгельм Карлович совместно с В.Ф. Одоевским принялся за подготовку альманаха «Мнемозина», надеясь на успех денежный и литературный. Первая книжка «Мнемозины» принесла некоторый доход, вторая едва себя окупила, третья была убыточной.

Пушкин, понимая, что Кюхлю поддержать необходимо -- тому попросту не на что было жить,-- дал в 4-ю книжку «Мнемозины» стихотворение «К морю». Там же помещены песни на слова Пушкина: «Татарская песня» из «Бахчисарайского фонтана» (музыка В.Ф. Одоевского) и «Слеза» (музыка М.Л. Яковлева). Но 4-я книжка все-таки оказалась последней -- наступил декабрь 1825 года.

В 1825 г. Кюхельбекер перебирается в Петербург и оказывается в предгрозовой атмосфере приближающихся революционных событий. Ближайшими его друзьями становятся К.Ф. Рылеев, А. Бестужев, А. Одоевский. В «Алфавите декабристов», построенном на материалах следствия, о Вильгельме Карловиче Кюхельбекере говорится: «Принят в Северное общество в последних числах ноября 1825 года. На совещаниях нигде не был; а 14-го декабря, узнав о замышляемом возмущении, принял в оном живейшее участие; ходил в Московский полк и Гвардейский экипаж. 14-го декабря был в числе мятежников с пистолетом, целился в великого князя Михаила Павловича и генерала Воинова (уверяет, что, имея замоченный пистолет, он целился с намерением отклонить других с лучшим орудием). По рассеянии мятежников картечами, он хотел построить Гвардейский экипаж и пойти на штыки, но его не послушали. После чего он скрывался побегом в разных местах, переодевшись в платье своего человека с ложным видом, в коем переправил год из 1823 на 1825. Пойман в Варшаве».

В общем, этот канцелярский документ достаточно точен в деталях. Но разве дано ему выразить тот неподдельный восторг, который охватил истинно поэтическую натуру, самоотверженного человека -- коллежского асессора Кюхельбекера при мысли о грядущей свободе? Разве поняли властители и судьи, что перед ними добряк, не способный и мухи обидеть, но готовый отдать жизнь за общее благо, готовый пойти «на пытки» и погибнуть во имя спасения друзей?

Как ни странно, приметному, многим известному, ничего не смыслившему в конспирации Кюхле удалось скрыться из Петербурга. Путешествуя по поддельному «виду» (т. е. документу), он побывал у родных и добрался до Варшавы. 30 декабря в петербургских газетах появилось объявление: «По распоряжению полиции отыскивается здесь коллежский асессор Кюхельбекер, который приметами: росту высокого, сухощав, глаза навыкате, волосы коричневые, рот при разговоре кривится, бакенбарды не растут; борода мало зарастает, сутуловат и ходит, немного искривившись; говорит протяжно, от роду ему около 30 лет.-- Почему поставляется в непременную обязанность всем хозяевам домов и управляющим оными, что если человек таких примет у кого окажется проживающим или явится к кому-либо на ночлег, тотчас представить его в полицию: в противном случае с укрывателями будет поступлено по всей строгости закона». Приметы услужливо сообщил полиции Фаддей Булгарин. 19 января 1826 г. около Варшавы Кюхельбекера схватили. На следствии он откровенно объяснил, какие именно обстоятельства побудили его примкнуть к восставшим: 1. Злоупотребления и взятки государственных служащих; 2. «Угнетение истинно ужасное» крепостных крестьян; 3. Упадок торговли и промышленности; 4. Развращение нравов в простом народе; 5. Недостатки воспитания и образования дворянства; 6. Невежество простого народа; 7. Притеснения цензуры; 8. Республиканские убеждения. Все было изложено с самоубийственной откровенностью -- вполне в духе Кюхельбекера.

Он был причислен к преступникам, достойным казни «отсечением головы». Но его пощадили и бросили в «черную тюрьму» на долгие годы.

Еще в Закупе в 1822 - 1823 гг. Кюхельбекер полюбил однофамилицу своего друга Авдотью Тимофеевну Пушкину. Он собирался жениться, когда «Мнемозина» немножко улучшит его материальные дела. Но тоже не успел.

15 октября 1827 г. фельдъегерь в сопровождении жандармов перевозил государственного преступника Кюхельбекера из Шлиссельбургской крепости в Динабургскую.

Пушкин не забывал Кюхлю никогда. Он сделал все, чтобы вернуть его в литературу -- хотя бы под псевдонимами или анонимно. Сначала помогал Дельвиг, располагавший «Северными цветами», «Подснежником» и «Литературной газетой», потом стало еще труднее. Несмотря на прямой риск, Пушкин напечатал мистерию Кюхельбекера «Ижорский», книгу «Русский Декамерон», статью «Мысли о Макбете». Став издателем «Современника», Пушкин рассчитывал «пробить» в печать произведения Кюхельбекера, но получил категорический отказ III Отделения. Пушкин несколько раз писал Кюхельбекеру. Письма дошли до адресата, но не сохранились. Через родственников Кюхельбекера Пушкин направлял ему книги, в том числе и свои сочинения. В бумагах Пушкина сохранился рукописный сборник стихотворений Кюхли.

14 декабря 1835 г. тюремные годы Кюхельбекера кончились. Он был отправлен на «вечное поселение» в Сибирь и присоединился к брату Михаилу в Баргузине. Но у Вильгельма Карловича не хватило сил, здоровья и жизнестойкости, чтобы «адаптироваться» в сибирских условиях. Известно, как много сделали для развития Сибири, как умело приспособились к новой жизни, принося огромную пользу себе и другим, братья Бестужевы, Пущин, Волконский. Они умели сочетать физическую работу с духовной жизнью и проявили стойкость на поселении. Справедливости ради надо сказать, что у многих из них были материальные средства, получаемые из дому. Кюхля был нищ, неумел, болен -- сказались десять лет одиночного заключения.

Он все же попытался «устроиться»: получил надел земли, построил дом и в январе 1837 г. женился на 19-летней дочери почтмейстера Дросиде Ивановне Артеновой. Но хозяйственные и семейные заботы не могли занять его душу и разум, а культурного круга в Баргузине фактически не оказалось. Заработки репетитора были ничтожные, скоро и вовсе кончились.

В Баргузине узнал Вильгельм Карлович о смерти Пушкина. Он не мог даже плакать -- не осталось больше душевных сил:

Итак, товарищ вдохновенный,

И ты! -- а я на прах священный

Слезы не пролил ни одной:

С привычки к горю и страданьям

Все высохли в груди больной.

Но образ твой моим мечтаньям

В ночах бессонных предстоит,

Но я тяжелой скорбью сыт,

Но, мрачный, близ жены, мне милой,

И думать о любви забыл...

Там мысли, над твоей могилой!

Последние годы жизни Кюхельбекера были беспросветными. Он переезжал из Баргузина в Акшу, из Акши в Курган, из Кургана в Тобольск. И нигде ему не было ни пристанища, ни покоя. Жена его не понимала, брат примирился с судьбой и всеми силами налаживал хозяйство, чего никак не мог сделать Вильгельм. 3 марта 1846 г. он продиктовал И.И. Пущину завещание и список своих рукописей, а 11 августа скончался. Дети его, Юстина и Михаил, были взяты родственниками отца в Петербург и определены в учебные заведения под фамилией Васильевых. В 1856 г. амнистия декабристам распространилась и на детей Кюхельбекера: они получили право носить фамилию своего отца.

Русский поэт, декабрист. Друг А. С. Пушкина. Участник восстания на Сенатской площади (1825). Приговорен к тюремному заключению и вечной ссылке. Оды, послания ("Смерть Байрона", 1824; "Тень Рылеева", 1827), трагедии ("Аргивяне", 1822 — 25, "Прокофий Ляпунов", 1834), романтическая драма "Ижорский" (опубл. 1835, 1841, 1939), поэмы "Вечный жид", опубл. 1878), роман "Последний Колонна" (1832 — 43; опубл. 1937). Критические статьи; "Дневник", написан в заключении (опубл. 1929).

Биография

Кюхельбекер Вильгельм Карлович (1797 — 1846), поэт, прозаик.

Родился 10 июля (21 н.с.) в Петербурге в дворянской семье обрусевших немцев. Детство провел в Эстонии, где семья поселилась после отставки отца.

В 1808 был отдан в частный пансион, а через три года поступил в Царскосельский лицей, где его друзьями стали Пушкин и Дельвиг. С ранних лет проявлял черты вольнолюбия, был членом кружка декабриста Бурцева, глубоко изучал общественные науки, составлял словарь политических терминов, серьезно занимался литературой. Считался одним из признанных лицейских поэтов. Уже в 1815 печатался в журналах "Сын Отечества", "Амфион", принимал активное участие в "Вольном обществе любителей российской словесности", на одном из заседаний которого в 1820 читал стихи, посвященные ссыльному Пушкину, что послужило поводом для доноса на Кюхельбекера. Чувствуя надвигающуюся опасность, по совету друзей отправляется за границу в качестве секретаря вельможи А. Нарышкина. Побывал в Германии, где посетил Гёте, которому посвятил стихотворение "К Прометею". В Париже читал лекции по русской литературе, имевшие большой успех. Вольнолюбивая направленность этих лекций вызвала недовольство царского посланника, добившегося немедленного возвращения поэта в Россию.

Друзья помогли ему поступить на службу к генералу Ермолову, и он в 1821 отправился на Кавказ, в Тифлисе встретился и подружился с Грибоедовым. Однако уже в мае 1822 Кюхельбекер подал прошение об увольнении и уехал к сестре в имение Закуп Смоленской губернии. Здесь написал несколько лирических стихотворений, закончил трагедию "Аргивяне", сочинил поэму "Кассандра", начал поэму о Грибоедове.

Обстоятельства материального порядка побудили его летом 1823 приехать в Москву. Поэт сблизился с Одоевским, вместе с которым начал издавать альманах "Мнемозина", где печатались Пушкин, Баратынский, Языков. Кюхельбекер писал стихи о восстании в Греции, на смерть Байрона, послания Ермолову, Грибоедову, стихотворение "Участь русских поэтов".

В 1825 поселился в Петербурге, вошел в круг декабристов, был принят в члены Северного общества. 14 декабря Кюхельбекер, один из немногих "штатских" среди военных, проявлял бурную деятельность: посещал восставшие части, мужественно вел себя на площади, стрелял в великого князя Михаила Павловича. Когда войска восставших были рассеянны, переодевшись в крестьянское платье, он пытался бежать за границу. Арестованный в Варшаве, был приговорен к смертной казни, впоследствии замененной длительной каторгой.

После десяти лет одиночного заключения в Динабургской и Свеаборгской крепостях был сослан в Сибирь на поселение. Однако и в крепости, и в ссылке он продолжал заниматься творчеством, создав такие произведения, как поэма "Сирота", трагедии "Прокофий Ляпунов" и "Ижорский", повесть "Последняя Колонна", сказку "Иван, купецкий сын", воспоминания "Тень Рылеева", "Памяти Грибоедова". Некоторые из его произведений Пушкину удалось напечатать под псевдонимом. После смерти своего великого друга Кюхельбекер потерял и эту возможность.

В ссылке Кюхельбекер женился на дочери почтмейстера Артемова, неграмотной женщине, которую учил и воспитывал. Вместе с семьей перебирался из одного сибирского местечка в другое и, наконец, уже больной туберкулезом и слепой, поселился в Тобольске.

Пушкинская пора в русской поэзии охватывает период 1810-1830-х годов и называется так, безусловно, по имени её ярчайшего поэта — Александра Сергеевича Пушкина. При этом каждый настоящий любитель и знаток поэзии знает, что поэтическая эпоха не сводится к творчеству одного, даже гениального, поэта.

Поэзия Пушкина вырастала из русского поэтического слова, создаваемого многими поэтами. Среди них были и выдающиеся, признанные мастера русской поэзии, которые внесли огромный вклад в её развитие, такие как Г.Р. Державин и В.А. Жуковский или К.Н. Батюшков и Е.А. Боратынский, и поэты, менее известные нашим современникам, но оказавшие значительное влияние на Пушкина, — П.А. Вяземский, Д.В. Давыдов, А.А. Дельвиг, Н.М. Языков и другие. Исследователи обнаруживают в поэзии Пушкина общие черты с творчеством поэтов его времени: мотивы, образы, поэтические обороты, выражения. И младшие современники Пушкина чутко усваивают его поэтический язык и идеи, прежде всего это М.Ю. Лермонтов, Ф.И. Тютчев, А.А. Фет. Поэзия развивается только в преемственности, поэтому определяющее значение имеет не отдельное имя, а общий национальный дух и культура, её порождающие.

Творчество Батюшкова

В поэзии Пушкина отмечается творческая перекличка с произведениями его старшего современника Константина Николаевича Батюшкова. Поэзию Батюшкова отличают звучность, певучесть, лёгкость — черты, которые затем получат развитие в стихах Пушкина. Сам Пушкин говорил о поэзии Батюшкова: «Звуки итальянские! Что за чудотворец этот Батюшков». Лёгкость стихов Батюшкова сочетается с философичностью, свойственной анакреонтической поэзии, мастерски усвоенной им и под влиянием которой находился сам Пушкин. К сожалению, мы не знаем, какой высоты достигла бы поэзия Батюшкова в зрелые годы, поскольку последние двадцать семь лет жизни поэт был тяжело болен.

Чувство разлуки с родными местами и возлюбленной Батюшков великолепно выражает в элегии «Разлука» (1815). Читая это стихотворение, постарайтесь найти общие черты с элегией Пушкина «Погасло дневное светило...» (1820).

Поэтический рисунок стихотворения «Разлука», безусловно, послужил основой для ритма пушкинской элегии «Погасло дневное светило...» (1820). Чередование строк шестистопного и четырёхстопного ямба, рефрены, ритмические повторы — все эти поэтические находки получат своё развитие у Пушкина.

Батюшков часто сетовал, что его поэзия не отражает характер автора. Возможно, это так, однако стихотворение «Ты хочешь мёду, сын?..» (1821) выражает идеал жизни поэта так же чётко, как и мужественность его характера. Графически стихотворение напоминает пирамиду устремлений в жизнь, достичь вершины которой поэт призывает человека. Такое впечатление возникает благодаря метрической организации строк: четырёхстопный ямб (со слов «Венца победы») сменяется шестистопным ямбом двух последних строк. По смыслу стихотворение представляет собой философское наставление: только смелость и решительность принесут желаемое, человек не должен колебаться, он действует — решает Бог. Характер стихотворения точно соответствует боевой молодости Батюшкова, активного участника сражений против Наполеона.

Творчество Давыдова

Плеяду поэтов-воинов ярче многих представляет знаменитый воин, герой Наполеоновских войн Денис Васильевич Давыдов. Сын боевого офицера, Давыдов с детства находится рядом с отцом, первая памятная встреча для девятилетнего мальчика — встреча с великим русским полководцем А.В. Суворовым, который тогда пожелал ему большой военной карьеры. Пожелание исполнилось с такой степенью точности, что военная слава затмила незаурядный поэтический талант Давыдова, самобытность которого признавали современники. Белинский называл Давыдова «самым ярким светилом второй величины на небосклоне русской поэзии».

Некоторые особенности поэзии Давыдова заслуживают особого внимания. Прежде всего это его большой вклад в развитие военной и патриотической темы, изображение в военных стихах настоящего русского характера, с его широтой и размахом. Преданность царю, обожание Родины, неукротимая ненависть к её врагам, удаль и бесстрашие, презрение к смерти, вольная жизнь — вот мотивы, слагающие задорную и мужественную «Песню» гусара Давыдова (1815). Другая заметная черта поэзии Давыдова — народность, способность выразить душевные переживания русского человека. В стихотворении «Листок» (перевод элегии французского поэта Арно, конец 1810-х годов) «странническая» судьба лирического героя показана через мотив, который характерен для фольклорной поэзии, — сравнение с листком, оторванным от могучих корней. Настроение «Листка», в отличие от «Песни» («Я люблю кровавый бой...»), иное — в нём слышатся интонации жалобы и стойкости перед тяжёлой участью, свойственные фольклору. Думается, что Лермонтов, создавая своё стихотворение «Дубовый листок оторвался от ветки родимой...», помимо фольклорных источников, держал в памяти и стихотворение Давыдова.

Творчество Дельвига

Заметной личностью в русской поэзии этого периода был рано ушедший из жизни близкий лицейский друг Пушкина, тонкий, вдохновенный лирик и ценитель гармонии античной поэзии Антон Антонович Дельвиг (1798-1831). В главе шестой «Евгения Онегина» Пушкин сравнивает вдохновение Ленского, сочиняющего перед дуэлью элегию, с «лирическим жаром» Дельвига. Поэтическая дружба лицеистов была настолько велика, что после окончания лицея Пушкин, Дельвиг и В.К. Кюхельбекер (позднее к ним присоединился Боратынский) организовали «литературное братство», объединившее молодых людей, которым была дорога свобода искусства.

Важной стороной литературной деятельности Дельвига были его критические статьи и издание литературного альманаха «Северные цветы» (1825-1829). За четыре года «Северные цветы» стали лучшим русским альманахом, в котором с тончайшим вкусом подбирались произведения и публиковались изысканные творения лирики: идиллии, песни, романсы, сонеты и другие. Знаток античной лирики, Дельвиг создаёт изящные стихи, исполненные гармонии и естественности. Жанр «русской песни», разрабатываемый Дельвигом, содержит мотивы измены, разлуки, настроения тоски, печали. Например, стихотворение «Русская песня» («Соловей мой, соловей...») (1825) оказалось настолько близко народному духу, что вскоре стало романсом, имеющим оригинальный фольклорный источник, (1798 1831) и многие наши современники даже не подозревают, кто был его настоящим автором.

Фольклорная основа песни очевидна: Дельвиг насыщает её фольклорными выражениями («тридевять земель», «синие моря», «жар-колечко», «миленький дружок»). Строй песни вместе с остальными песенно-народными элементами привлекал внимание своей музыкальностью. Она была положена на музыку выдающимися русскими композиторами А.А. Алябьевым и М.И. Глинкой.

Литературное братство Дельвиг утверждает в сонете-послании своему поэту-современнику Николаю Михайловичу Языкову, где объединяет великую русскую поэзию с именем Пушкина.

Творчество Боратынского

Одним из самых значительных поэтов того времени был Евгений Абрамович Боратынский, друг и соратник Пушкина, Дельвига, Кюхельбекера, Вяземского. Высочайшую оценку Боратынскому-поэту дал Пушкин: «...он шёл своей дорогой один и независим». Жизненная судьба Боратынского складывалась трудно, в юности он за нелепый проступок был лишён дворянских привилегий и в течение десяти лет восстанавливал их на военной службе. Талант Боратынского привлёк внимание сразу же после появления первых публикаций, широкую известность поэт приобрёл в 1826 году, после издания отдельной книжкой поэм «Эда» и «Пиры» и сборника стихотворений (1827).

Своеобразие поэзии Боратынского состояло в искусном сочетании художественной образности и отточенной мысли. Независимо от жанра, к которому он обращался, его поэтическое слово было точным, высказывавшим прежде всего суждение выверенное и рассудительное, желание ясное и осознанное. Такая поэтическая чёткость стала исключительной особенностью стиля Боратынского. Интересно, что Пушкин за всё время знакомства со стихами поэта не высказал ни одного критического замечания.

Перу Боратынского принадлежат ценнейшие для русской поэзии стихотворения, одним из них является шедевр, ставший известным романсом на музыку М.И. Глинки, — «Разуверение» (1821). В стихотворении обращает на себя внимание отчётливость, с которой поэт показывает своё разочарование и утрату веры в любовь, заполнявшую прежде его душу. Стихотворение построено на обращении к бывшей возлюбленной, в нём нет упрёка, а лишь просьба — понять его чувство потери и невозможность возрождения в его душе любви. Поэтическое чувство развивается в трёх планах-проекциях: в прошлом, настоящем и будущем. Каждый из них отмечен восклицательной фразой. Прошлое высказано в восклицании: «Все обольщенья прежних дней!»; настоящее связано с состоянием переживаемой горечи: «Раз изменившим сновиденьям!»; будущее же заключено в просьбе: «В его дремоте не тревожь!»

С присущей Боратынскому убедительностью различаются понятия «волненье» и «любовь»:

В душе моей одно волненье,

А не любовь пробудишь ты.

Глубока по мысли философская элегия, посвящённая судьбе поэта, — «Мой дар убог, и голос мой не громок...» (1828). Эта элегия — размышление о жизни человека и его роли в мире. Силу жить человеку даёт чувство своей востребованности, нужности. Мысль, может быть, простая и очевидная, но очень глубокая, если вдуматься: ценность жизни отдельного человека определяется значением его существования для других людей. А продолжение рассуждения о том, что его стихи дойдут до потомков, говорит не о тщеславии поэта; душа бессмертна, и поэт сможет общаться с последующими поколениями через свои стихи.

Другие поэты пушкинской поры

Культура любого большого народа насыщенна и неизмерима, и богатство её творят поэты, великие и малоизвестные. Говоря «поэты пушкинской поры», мы понимаем, что Пушкин сам является одним из них, а время названо его именем, поскольку оно стало поэтическим символом русской культуры.

Однако Пушкин в своём поэтическом творчестве едва ли достиг бы таких высот без элегий, баллад и переводов В.А. Жуковского, гибкости стиха К.Н. Батюшкова, ясности слога Е.А. Боратынского. Так, в элегии поэта Ленского в пушкинском романе «Евгений Онегин» отразился блестящий перевод элегии французского поэта Ш.-Ю. Мильвуа «Падение листьев», выполненный русским лириком М.В. Милоновым. Огромную роль в творчестве Пушкина сыграло постоянное общение с выдающимся поэтом и критиком князем П.А. Вяземским.

Важным явлением в русской поэзии стало творчество Н.М. Языкова, например его стихотворение «Пловец» («Нелюдимо наше море...», 1829), дышащее мощью морской стихии и проникнутое непобедимой волей русского человека.

Перу поэтов пушкинской поры принадлежат шедевры, ставшие частью нашей культуры; к ним относится стихотворение И.И. Козлова «Вечерний звон» (1827), давно вошедшее в наше культурное сознание как широко известный романс:

Вечерний звон, вечерний звон!

Как много дум наводит он...

В унисон гражданскому пафосу пушкинской поэзии звучат стихи поэтов-декабристов К.Ф. Рылеева, А.И. Одоевского, лицейского друга А.С. Пушкина — В.К. Кюхельбекера. В посвящении к поэме «Войнаровский» (1825), адресованном знаменитому писателю и декабристу А.А. Бестужеву (Марлинскому), Рылеев чеканной поэтической формулой выразил свою гражданскую позицию в стихах:

Ты не увидишь в них искусства,

Зато найдёшь живые чувства -

Я не Поэт, а Гражданин.

А молодой Александр Одоевский, находясь на каторге вместе с другими декабристами, на стихотворение Пушкина ссыльным декабристам «Послание в Сибирь» (1827) ответил пламенными стихами:

Струн вещих пламенные звуки

До слуха нашего дошли,

К мечам рванулись наши руки

И — лишь оковы обрели.

Мученический венец певца-пророка воспевает Кюхельбекер в стихотворении «Участь поэтов» (1823), предвосхищая пафос темы «поэт-пророк» у Пушкина и Лермонтова.

Среди многих других имён русских поэтов пушкинской поры нельзя не назвать вдохновенного юношу, ушедшего из жизни всего в двадцать два года, критика, мыслителя и друга Пушкина, поэта с искренним и чистым лирическим голосом и нежнейшими стихами — Д.В. Веневитинова. В его судьбе отразились и высокие чувства, и преданность поэзии, и любовь к жизни.

Источник (в сокращении): Москвин Г.В. Литература: 9 класс: в 2 ч. Ч. 2 / Г.В. Москвин, Н.Н. Пуряева, Е.Л. Ерохина. - М.: Вентана-Граф, 2016

Среди тех, чьи имена связаны с Декабрьским вооружённым восстанием 1825 года, находится поэт и друг А.С. Пушкина Вильгельм Кюхельбекер, биография которого легла в основу этой статьи. Он не достиг высот ни в искусстве, ни в общественной деятельности, тем не менее подобные ему люди явились той духовно-нравственной основой российского общества, о которой так много говорят сегодня.

Юный отпрыск обрусевших немцев

Кюхельбекер Вильгельм Карлович, будущий поэт-декабрист, родился 21 июня 1797 года в Петербурге в семье обрусевших немецких дворян. Его детские годы прошли в Лифляндии в семейном имении Авенорм. Начальное образование, как и было принято в дворянских семьях, мальчик получил дома, а когда ему исполнилось одиннадцать лет, продолжил занятия в частном пансионе эстонского города Верро. Итогом трёх лет, проведённых в этом учебном заведении, стали серебряная медаль и радужные планы на будущее.

Их осуществлению посодействовал дальний родственник семьи, военный министр и будущий герой 1812 года - Барклай де Толли. По его протекции пятнадцатилетний Вильгельм Кюхельбекер был принят в самое привилегированное учебное заведение страны - недавно открывшийся Императорский Царскосельский лицей. Волею судьбы ему довелось быть в числе первых его учащихся.

Сам того не сознавая, Вильгельм Кюхельбекер, или как его называли однокурсники - Кюхля, оказался среди людей, которым суждено было своими именами ознаменовать целую эпоху в истории России. Достаточно сказать, что его товарищами были такие же юные, как и он сам, князь А.М. Горчаков - будущая звезда российской дипломатии, литератор А.А. Дельвиг, декабрист И.И. Пущин и, наконец, непревзойдённый корифей отечественной поэзии - Александр Сергеевич Пушкин.

Гадкий утёнок Царскосельского лицея

Как правило, в изданиях энциклопедического направления при рассказе о лицейских годах Кюхельбекера делается акцент на его раннем увлечении поэзией и первых публикациях в журналах «Сын отечества» и «Амфион». При этом в большинстве случаев опускается личная трагедия, пережитая в стенах прославленного учебного заведения.

Из воспоминаний современников известно, что по своей натуре Вильгельм Кюхельбекер был весьма стеснительным юношей, совершенно неспособным постоять за себя и обладавшим феноменальной способностью попадать в нелепые положения. Подобное сочетание качеств редко проходит безнаказанно в подростковой среде, пусть даже и дворянской.

В результате безответный Кюхля очень скоро стал мишенью для насмешек, а порой и весьма злых шуток своих товарищей. Естественно, это травмировало его самолюбие и причиняло порой нестерпимую боль. Результатом стала попытка суицида, предпринятая в ответ на очередную обиду. Несчастный попытался утопиться в одном из многочисленных царскосельских прудов, но и это не смог довести до конца.

В итоге под общий смех его вытащили на берег - мокрого, жалкого и ещё более нелепого, чем прежде. Однако отчаянный поступок заставил очень многих, в том числе самого Пушкина, изменить к нему отношение. Известно даже, что некоторые из прежних насмешников и обидчиков после происшедшего стали его покровителями.

С Александром Сергеевичем же Вильгельм Кюхельбекер сблизился благодаря поэзии. В те годы среди лицеистов увлечение стихосложением было всеобщим явлением, и многие из них пробовали силы, подражая как древнегреческим авторам, так и прославленным соотечественникам, первенство среди которых принадлежало Г.Р. Державину. Именно Пушкин был первым читателем и беспристрастным критиком стихов будущего декабриста.

На новом поприще

Окончив в 1817 году учёбу в лицее с серебряной медалью, Вильгельм Карлович вместе со своим однокурсником и другом А.С. Пушкиным получил назначение в Коллегию иностранных дел, но вскоре дипломатической службе предпочёл педагогику, став преподавателем Благородного пансиона, созданного при Главном педагогическом институте.

И здесь судьбе было угодно свести его с людьми, оставившими свои имена в истории. Среди учеников Кюхельбекера был будущий «отец русской классической музыки» М.И. Глинка и родной брат А.С. Пушкина - Лев Сергеевич.

Парижские лекции и их печальный итог

Прослужив на педагогическом поприще три года, Вильгельм Кюхельбекер вышел в отставку и в качестве секретаря обер-камергера А.Л. Нарышкина уехал за границу, посетив Германию, а затем во Францию, где его путешествие было неожиданно прервано. Причиной тому послужили лекции по русской литературе, которые он читал в Париже, сопровождая их собственными сочинениями, носившими крайне вольнолюбивый характер. По требованию российского посла лекции были запрещены, и Вильгельм Кюхельбекер, стихи которого создали ему репутацию лица неблагонадёжного, был вынужден вернуться в Россию.

Служба на Кавказе

Неизвестно, как бы сложилась дальнейшая судьба дворянина, запятнавшего свою репутацию политической крамолой, но помогли бывшие лицейские друзья, и с их помощью Кюхельбекеру удалось получить место при штабе генерала Ермолова, командовавшего русскими войсками на Кавказе. Находясь в Тифлисе, он встретился и подружился с ещё одним выдающимся человеком своей эпохи - Александром Сергеевичем Грибоедовым, до конца жизни ставшим его кумиром.

Излишняя ранимость характера, проявившаяся в Вильгельме Карловиче ещё в лицейские годы, подвела его и на этот раз, заставив по незначительному поводу вызвать на дуэль одного из родственников Ермолова. Поединок окончился без пролития крови, но о дальнейшей службе в свите генерала не могло быть и речи. Пришлось подать в отставку.

Роковой день - 14 декабря

Ещё в бытность свою преподавателем Благородного пансиона Вильгельм Кюхельбекер, увлечённый идеей свержения самодержавия, вошёл в состав тайной, или, как иногда её называют, преддекабристской организации «Священная артель». В 1825 году за несколько дней до событий на Сенатской площади он был введён К.Ф. Рылеевым в состав Северного общества.

Утром 14 декабря вместе с остальными заговорщиками Вильгельм Кюхельбекер, друг Пушкина и Грибоедова, находился на Сенатской площади. Его участие в восстании не ограничилось лишь пассивным присутствием. Дважды он пытался стрелять в брата императора - великого князя Михаила Павловича, но, к счастью для обоих, пистолет упорно давал осечку.

Политический преступник

Когда стало очевидно, что восстание обречено, Кюхельбекер сумел незаметно покинуть площадь и спешно выехать за границу, надеясь таким образом скрыться от преследования властей, но этим лишь отсрочил свой арест. Через месяц Вильгельм Карлович был случайно опознан в предместье Варшавы и в кандалах доставлен в Санкт-Петербург, где его поместили в каземат главной политической тюрьмы России - Петропавловской крепости.

В июле следующего - 1826 года, решением суда он был приговорён к каторжным работам сроком на двадцать лет (впоследствии срок сократили до пятнадцати) и содержался сначала в печально известной Шлиссельбургской крепости, а затем был переведён в арестантские роты, состоявшие при Динабургской крепости на территории нынешнего латвийского города Даугавпилса.

Последние годы жизни

Несмотря на то что до конца срока оставалось ещё пять лет, в 1836 году указом императора Николая I Вильгельм Кюхельбекер был переведён с каторжных работ на поселение в отдалённый город Баргузинск, расположенный в Иркутской губернии. Там он поселился у своего младшего брата Михаила Карловича и вёл с ним совместное хозяйство, открыв в своём доме бесплатную школу для местных детей.

Его дальнейшая судьба весьма печальна. Литературные занятия не принесли успеха у читателей, а женитьба на дочери баргузинского почтмейстера Дросиде Ивановне Артеновой, доброй от природы, но абсолютно не грамотной девушке, хоть и внесла определённое успокоение в его душу, но едва ли даровала счастье.

Последние годы жизни, не имея возможности вернуться в Петербург, Кюхельбекер неоднократно менял место жительства. Из Баргузина он перебрался в город Акшск Забайкальского края, затем в город Курган и, наконец, в Тобольск. Больной чахоткой и полностью потерявший зрение бывший декабрист скончался 23 августа 1846 года.

В последующие годы увидели свет многие стихи и поэмы, автором которых является Вильгельм Кюхельбекер. Интересные факты из его жизни легли в основу ряда литературных произведений, написанных по мотивам этой трагической судьбы. Вспоминая его, можно говорить о многом, но главное, что не даёт померкнуть имени этого человека, - безграничная готовность к самопожертвованию ради идеала, которому он посвятил свою жизнь.