Фигуры речи: определения и примеры. Семантические фигуры речи. Фигуры речи (синтаксические выразительные средства языка)

Выразительные средства грамматики

Синтаксические фигуры

Синтаксические фигуры – это конструкции с риторической нагрузкой, выделяющие и подчеркивающие элемент текста . Поэтому в них объединяются функция побуждения ("Обрати внимание!") и функция выражения уверенности ("Я подчеркиваю то, в чем уверен, что считаю особенно важным"). Синтаксические фигуры затрагивают и уровень предложения, и уровень текста.

Экспрессия в фигурах возникает за счет того, что преобразуется количество или качество содержания или формы синтаксической структуры, поэтому воспользуемся следующей классификацией этих конструкций:

Преобразование количества формы и/или содержания:

Увеличение количества : анафора, эпифора, симплока, стык, хиазм, удвоение, созвучие, многосоюзие, многопредложность; словесные повторы разных видов: накопление синонимов, градация, параллелизм (повтор синтаксической структуры); эмфатическая пауза (увеличение длительности паузы); антитеза (усиленное противопоставление).

Сокращение количества : эллипсис, бессоюзие, умолчание.

Преобразование качества формы и/или содержания :

Изменение нейтральной формы конструкции: инверсия (перестановка элементов); парцелляция, сегментация, вопросно-ответное построение монолога (членение исходной формы).

Замена исходной формы на новую : риторический вопрос.

Смысловое обогащение исходной формы : риторическое восклицание.

Анафора, эпифора, симплока .

Анафора – одинаковое начало, аэпифора – одинаковое окончание смежных фрагментов текста: частей предложения, предложений, абзацев, глав.Симплока – одинаковое начало и окончание смежных фрагментов, т. е. сочетание анафоры и эпифоры. Вот две строфы из стихотворения В. Брюсова "Отрады":

Радость вторая – в огнях лучезарна!

Строфы поэзии – смысл бытия.

Тютчева песни и думы Верхарна,

Радость последняя – радость предчувствий,

Знать, что за смертью есть мир бытия.

Сны совершенства! В мечтах и в искусстве

Вас, поклоняясь, приветствую я.

Строфы начинаются одним словом и заканчиваются одинаковыми строками.

Стык – повторение в начале одного фрагмента текста тех слов, которыми заканчивается предшествующий фрагмент. Таков, например, повтор слова в стихотворении В. Брюсова "Ассаргадон":

Едва я принял власть, на нас восстал Сидон.

Сидон я ниспроверг и камни бросил в море.

А в романе М. Булгакова "Мастер и Маргарита" эта фигура соединяет некоторые главы:

"Он заснул, и последнее, что он слышал наяву, было предрассветное щебетание птиц в лесу. Но они вскоре умолкли, и ему стало сниться, что солнце уже снижалось над Лысой Горой и была эта гора оцеплена двойным оцеплением…

Солнце уже снижалось над Лысой Горой, и была эта гора оцеплена двойным оцеплением".

Хиазм – это зеркальное, т. е. с обратным, хотя бы частично, порядком следования, отражение слов предшествующей синтаксической конструкции в словах последующей конструкции: "Подымая технику до уровня фантазии, не опусти фантазию до уровня техники" (В. Хочинский. За словом – в карман).

Удвоение – контактный повтор слова или группы слов в предложении (осложнение члена предложения повтором): "Ходит, ходит один с козлиным пергаментом и непрерывно пишет" (М. Булгаков. Мастер и Маргарита).

Созвучие – нагнетание в отрезке текста форм одного слова или однокоренных слов: "Слезы лить! Как сладко вылиться Горю – ливнем проливным!" (М. Цветаева. Есть счастливцы и счастливицы).

Многосоюзие, многопредложность .

Многосоюзие – повторение союзов при однородных членах предложения, однородных придаточных, в сложносочиненных предложениях, в группах предложений /кроме тех случаев, когда повтор союза является нормой: то-то, ни-ни/.

Многопредложность – повторение предлогов при однородных членах предложения, кроме случаев, когда это требуется нормой («не только в город, но и в деревню", "не в город, а в деревню"): "И пращ, и стрела, и лукавый кинжал щадят победителя годы" (А. Пушкин. Песнь о вещем Олеге/; «Милый друг! От преступленья, От сердечных новых ран, От измены, от забвенья Сохранит мой талисман!" (А. Пушкин. Талисман).

Накопление синонимов, градация . Суть первой фигуры – употребление с перечислительной интонацией тождественных или близких по значению элементов текста для подчеркивания признака. Такими элементами могут быть синонимы в роли однородных членов, близкие по значению однородные придаточные, близкие по значению части сложносочиненного предложения, самостоятельные предложения и группы предложений. Если те же конструкции передают возрастание или уменьшение степени проявления признака, фигура называется градацией:

"Сзади розвальней, на смычках, рысцой бегут собаки, кажущиеся темным пятном; в полутьме ясно представляю себе переднего – старого Добыча, мудрого, многоопытного, всегда думающего, и теперь, наверное, в свинцовых потемках о чем-то размышляющего по-своему, по-собачьи – смутно, затемненно" (Б. Зайцев. Мгла.) - описание собаки выполнено с помощью фигуры накопления синонимов, неполных, но настойчиво подчеркивающих два признака: "собака умная", «мысли по-собачьи неясные";

"Стало так страшно и ужасно одним под этим небом… что оба они галопом в четверть часа догнали товарищей, хотя товарищи были зубастые, голодные и раздраженные" (Б. Зайцев. Волки) - Градация "страшно и ужасно" подчеркивает состояние животных в темную и холодную зимнюю ночь.

Параллелизм – дублирование порядка следования единиц в смежных отрезках текста, часто это дублирование порядка слов в соседних предложениях. Поскольку эта фигура является весьма популярным экспрессивным средством, проиллюстрируем ее несколько полнее предыдущих случаев.

О, сколько нам открытий чудных

Готовят просвещенья дух,

И опыт, сын ошибок трудных,

И гений, парадоксов друг,

И случай, бог изобретатель.

(А. Пушкин).

Три последние строчки стихотворения построены параллельно – подлежащее – приложение. Параллелизм соединен с многосоюзием, а в приложениях мы можем усмотреть своеобразную градацию: сын, друг – бог, и этот бог – случай, содействие которого необходимо, конечно, и опыту, и гению.

Первая и последняя строфы стихотворения В. Брюсова "Я":

Мой дух не изнемог во мгле противоречий,

Не обессилел ум в сцепленьях роковых.

Я все мечты люблю, мне дороги все речи,

И всем богам я посвящаю стих.

И странно полюбил я мглу противоречий

И жадно стал искать сплетений роковых.

Мне сладки все мечты, мне дороги все речи,

И всем богам я посвящаю стих…

В строфах дублируется порядок введения предметов речи: противоречия, сцепленья, мечты, речи, стих. Структурным сходством подчеркивается смысловое различие: в первой строфе общий смысл "я устоял в жизненной борьбе", во второй – «я полюбил эту борьбу". Так что в известной мере можно говорить даже о контрасте строф. Параллелизм дополняется эпифорой (строфы заканчиваются одинаково) и анафорой внутри строфы 2: мне-мне, причем два предложения построены параллельно (дополнение мне – сказуемоесладки ,дороги – определениевсе – подлежащеемечты ,речи) .

В качестве примера текста, целиком построенного на структурном параллелизме, напомним миниатюру Тэффи "Легенда и жизнь".

Эмфатическая пауза – большая пауза, часто даже внутри беспаузного по норме отрезка текста, которая передает эмоциональную окраску ситуации, неожиданное окончание фразы и т.д. Вот три отрывка из "Евгения Онегина": "Давно сердечное томленье Теснило ей младую грудь; Душа ждала… кого-нибудь"; "Я не больна; я… знаешь, няня… влюблена"; "Сюда ходили две подруги, И на могиле при луне, Обнявшись, плакали оне. Но ныне… памятник унылый Забыт".

Антитеза – усиленное противопоставление, контраст, подчеркнутый различными стилистическими средствами: "Дурак видит выгоду, умный – ее последствия" (В. Хочинский. За словом – в карман).

Эллипсис – синтаксическая неполнота предложения, сравните хотя бы второе предложение в предыдущем случае "умный – ее последствия" с полным вариантом "умный видит ее последствия".

Бессоюзие – соединение простых предложений в сложном за счет интонации, без помощи союза. Здесь снова можно обратиться к афоризму о дураке и умном, где предложения соединены без помощи противительного союзаа . Особенно часты бессоюзные перечисления: "Обойми, поцелуй, Приголубь, приласкай, Еще раз, поскорей, Поцелуй горячей" (А. Кольцов. Последний поцелуй).

Умолчание – обрыв высказывания, призывающий адресата своими словами закончить мысль (в отличие от эллипсиса, где слово подсказывается контекстом). Из "Евгения Онегина": "Движенья, голос, легкий стан, Все в Ольге… но любой роман Возьмите и найдете верно Ее портрет". Приведем пример, когда умолчание входит в прием шпильки (текст дан с сокращениями):

Тоска по родине! Давно

Разоблаченная морока!

Мне совершенно все равно –

Где совершенно одинокой

Быть, по каким камням домой

Брести с кошелкою базарной

В дом, и не знающий, что – мой,

Как госпиталь или казарма.

Всяк дом мне чужд, всяк храм мне пуст,

И все – равно, и все – едино.

Но если по дороге – куст

Встает, особенно – рябина…

(М. Цветаева).

Мы привели начало и последнюю строфу стихотворения. Как и положено шпильке, умолчание заставляет по-новому переосмыслить все, что до этого говорилось в тексте. Не случайно в первой строфе автор выделил слово где : человеку, наверное, действительно безразлично, в каком месте он одинок. Но когда мы добираемся до конца и появляется куст рябины, нам хочется продолжить мысль поэта: быть может, на родине-то нет одиночества, там и куст рябины словно родной, сама земля становится домом.

Инверсия – непрямой порядок слов, используемый нередко в целях получения выразительного эффекта:

"Там робкая из оврага глянет хата: глянет, - и к вечеру хладно она туманится в росной своей фате… Посредь села большой, большой луг; такой зеленый: есть тут где разгуляться, и расплясаться, и расплакаться песенью девичьей; и гармошке найдется место – не то, что какое гулянье городское: подсолнухами не заплюешь, ногами не вытопчешь".

Это отрывок из романа А. Белого "Серебряный голубь". Роман о русских сектантах, лексика и синтаксис создают впечатление народной сказовой речи. Попробуем восстановить прямой порядок слов: "Там из оврага глянет робкая хата, глянет, и к вечеру она хладно туманится в своей росной фате". Напевность речи безвозвратно утратилась, лексический состав оказался оторванным от особого ритма и выглядит довольно странно на фоне стандартного, как в какой-нибудь информационной заметке, синтаксиса (ср., допустим, о велопробеге: "Завтра из Тагила выедет новая группа. Выедет, и к вечеру она быстро пополнится в своем составе").

Парцелляция, сегментация, вопросно-ответное построение монолога связаны с членением исходной конструкции. На уровне разговорной речи попробуем представить с указанным расчленением самую простую конструкцию "Мама ушла в магазин".Парцелляция: "Мама ушла. В магазин". Сегментация: "Мама – она в магазин ушла".Вопросно-ответное построение (представим, что бабушка говорит с ребенком): "Куда ушла мама? В магази-и-ин!". Таким образом, в случае парцелляции мы часть исходной конструкции присоединяем к высказыванию после того, как оно закончилось, причем оформляем эту часть законченной интонацией. В случаесегментации мы выносим вперед тему высказывания, а затем сообщаем остальную информацию, причем тема в этой второй части представлена так называемым субститутом, в нашем примере местоимениемона. При вопросно-ответном построении мы задаем вопрос и тем привлекаем внимание к ядру информации, которую затем вводим как ответ. Наши примеры – это сниженные варианты данных фигур. В художественных и публицистических текстах они используются для имитации разговорной речи. Есть и повышенные, риторические варианты. Например, перестроим такую конструкцию: "История доносит до нас следы удачных и неудачных попыток моделировать человеческий разум". Парцелляция: "История доносит до нас следы попыток моделировать человеческий разум. Удачных и неудачных". Сегментация: "человеческий разум… История доносит до нас следы удачных и неудачных попыток его моделировать". Вопросно-ответная конструкция: "Делались ли попытки моделировать человеческий разум? Да, история доносит до нас следы удач и неудач".

Риторический вопрос – утверждение в форме вопроса: "Девы, радости моей, Нет! на свете нет милей! Кто посмеет под луною Спорить в счастии со мною?" (А. Пушкин. С португальского). = "Никто не посмеет спорить".

Риторическое восклицание – эмоциональное восклицание, не требующее реакции адресата в виде словесного ответа или действия:

Ужасный край чудес!… там жаркие ручьи

Кипят в утесах раскаленных,

Благословенные струи!

(А. Пушкин. Я видел Азии бесплодные пределы)

Имитация устной разговорной речи

Имитация устной разговорной речи, в частности диалога, в письменном тексте осуществляется с помощью ряда синтаксических средств, о которых уже говорилось. Это неполные предложения, парцелляция, сегментация в их сниженных вариантах, а также ограничение длины и сложности синтаксических конструкций.

Проиллюстрируем сказанное двумя примерами.

Имитация устного монолога:

"И вот едет эта малютка со своей мамашей в Новороссийск. Они едут, конечно, в Новороссийск, и, как назло, в пути с ним случается болезнь. И по случаю болезни он каждую минуту вякает, хворает и требует до себя внимания. И, конечно, не дает своей мамаше ни отдыху, ни сроку. Она с рук его два дня не отпускает. И спать не может. И чаю не может попить".

(М. Зощенко. Происшествие).

Имитация устного диалога :

" - А сколько у тебя всего? – не удержался я и спросил.

Трое, - застеснялся Алтынник. – Не считая, конечно, Вадика.

А Вадик вместе с вами живет?

Нет, в Ленинграде. Институт кончает железнодорожный, - сказал он не без гордости.

А кем ты работаешь?

Кем работаю? – Он помедлил, не хотелось ему говорить. А потом бухнул даже как будто с вызовом: - Сторожем работаю. На переезде. Поезд идет – шлагбаум открываю, ушел – закрываю. Возьми еще по кружке пива, если не жалко".

(В. Войнович. Путем взаимной переписки).

Синтаксические фигурыможно условно разделить на фигуры прибавления, убавления, размещения и перестановки.

1. Фигуры прибавления (нарочито пространной речи) снованы на отображения

повторяемости. Основным приемом построения нарочито пространной речи служит амплификация, состоящая в повторе. Нагнетаются однородные по содержанию или форме единицы: синонимы, гипонимы, сравнения, эпитеты и перифразы и т. д.: Дама сдавала в багаж / Диван, чемодан, саквояж, / Картину, корзину, картонку / И маленькую собачонку (Маршак). В уточняющей функции используется адъюнкция – обильное распространение какого-либо члена предложения:

Где наша первая встреча,

Яркая, острая, тайная,

В летний тот памятный вечер

Милая, словно случайная? (Е. Белогорская)

Плеоназм – «фигура амплификации, основанная на отношениях тождества или почти полного тождества слов или словосочетаний, соотносимых с одними и теми же предметами и явлениями» (Т.Г. Хазагеров): Придумали понятие «народ» , чтобы обманывать отдельных людей. Одно из значений многозначного слова народ – ‘то же, что люди’ [ожегов, с. 355]. Парадоксальность высказывания строится на обыгрывании разных значений первого слова: не только люди, но и ‘население государства, жители страны’, ‘нация, национальность, народность’, ‘основная, трудовая масса населения страны’ [там же]. Понятия «народ» и «люди» М.М. Жванецкий иронически противопоставляет: для бюрократической верхушки народ – это не люди, а бесформенная «масса», с которой можно делать всё, что заблагорассудится.

Для амплификации часто характерен синтаксический параллелизм - однородное синтаксическое построение предложений и их частей с различным лксическим наполнением. Синтаксический параллелизм может быть полным и неполным. Неполный охватывает лишь часть синтаксической структуры каждого из сопоставляемых отрезков речи; например, только начало (анафора). В полном параллелизм распространяется на эти отрезки целиком: (5)

Что ищет он в стране далекой?

Что кинул он в краю родном? (Лерм.)

Это был пример полного прямого параллелизма.

Но он может быть обратным, зеркальным. Это явление называется хиазмом (от греч. буквы «кси» Х ). Здесь второе предложение или словосочетание строится в обратной последовательности морфологических форм членов предложения.

Листопадом (Тв. падеж) шуршала осень, / Зима наливается морозами (Тв. п.). (Шолохов).

Хиазм – любимый стилистический прием Блока. Здесь происходит как бы раскрычивание и скручивание стиха, образуя кольцевое построение фразы, а каждое из слов становится коммуникативно значимым.

Глядят внимательные очи,

А сердце бьет, волнуясбь, в грудь.

Еще пример:

Пускай зовут. Забудь, поэт!

Вернись в красивые уюты !

Нет! Лучше сгинуть в стуже лютой !

Уюта – нет! Покоя – нет!

Период – гибридная фигура, образованная высказыванием (сложным предложением или ССЦ), которое четко делится на 2 части: протасис и аподосис. Протасис характеризуется восходящим движением тона и членится на ряд однородных элементов (колонов). Аподосис характеризуется нисходящим тоном: (7)

Твои глаза, конечно, узки, / И плосок нос, и лоб широк, / Ты не лепечешь по-французски, / Ты шелком не сжимаешь ног, / По-áнглийски пред самоваром / Узором хлеба не крошишь, / Не восхищаешься Сен-Маром, / Слегка Шекспира не ценишь, / Не погружаешься в мечтанье, / Когда нет мысли в голове… / Галоп не прыгаешь в собранье… / Что нужды? – Ровно полчаса, / Пока коней мне запрягли, / Мне ум и сердце занимали / Твой взор и дикая краса. (Пушкин. Калмычке).

Анафора основана на повторении значимого элемента (фонемы, морфемы, слова, словосочетания) в начале каждого отрезка речи («Жди меня» К.. Симонова). Еще пример: (6) Отворите мне темницу, / Дайте мне сиянье дня, / Черноглазую девицу, / Черногривого коня. (Лерм.).

Более редкими фигурами прибавления являются эпифора (повтор языковых элементов в конце речевого отрезка): Несут ему водку. Жжет его водка. Противна ему водка. (Гоголь. Вечера на хуторе близ Диканьки), анадиплоси с (контактный повтор: языковые элементы конца одной синтагмы повторяются в начале другой синтагмы); Особенно хорош этот прием для создания эффекта замедленной съемки: Повалился он на холодный снег, / На холодный снег, будто сосенка, / Будто сосенка во сыром бору, / Под смолистый под корень подрубленная. (Лермонтов. Песня про купца Калашникова);

эпанадиплосис : употребление одного и того же слова в начале и в конце высказывания: Не любишь ты людей, даже детей своих не любишь. Выборы – дело суматошное и дорогое, и нужны ли выборы?. симплока (эпанафора) ‑ сочетание анафоры и эпифоры; символизирует закономерную связь предпосылок, начала и результата, кроме того, она может символизировать движение по кругу: Кондрат Трифонович берет засаленные карты и начинает раскладывать гранпасьянс. Он гадает, уродится ли у него рожь сам-десят – не выходит. Он гадает, останется ли Агата жить у него – Не выходит. Он гадает, избавится ли его имение от продажи с публичного торга, – не выходит. (С.-Щ.) , Эпаналепсис ‑ (греч. ‘падение после вновь’) – повторение слова или части высказывания после промежуточных слов: Клянусь говорить правду, одну только правду и ничего, кроме правды! Эпимона (эпифонема) от греч. ‘задержка, остановка’ - фигура, состоящая в употреблении пояснительного или восклицательного предложения после утвердительного с тем же общим содержанием для придания первому большего веса, = русск. Он опять пошел к начальнику, черт его понес!

Эти фигуры прибавления могут сопровождаться парцелляцией:

Здесь эпифора+парцелляция.

Повтор стиха или группы стихов в конце стихотворной строфы или песенного куплета называют рефреном (припев – в песне).

Синтаксическая конвергенция (И.В. Арнольд) – группа из нескольких совпадающих по функции элементов, объединенных одинаковым синтаксическим отношением к подчиняющему их слову или предложению. Это может быть группа однородных членов предложения или соподчиненные придаточные в составе сложноподчиненного предложения. Часто синтаксическая конвергенция осложняется стилистическими приемами: повтором, параллельными конструкциями, полисиндетоном, аллитерацией, градацией и т. д., перерастая, таким образом, в стилистическую конвергенцию как аккумуляцию в определенной точке текста пучка разных стилистических приемов в одной стилистической функции (Риффатер).

Эффект синт. конвергенции может быть основан на семантической и грамматической неоднородности синтаксически однородных членов. Данное явление называется силлепсисом – это нарочито алогичное перечисление объектов; ряд однородных членов предложения, где, в отличие от нормативного употребления, однородные элементы состоят из слов, не совпадающих по смыслу (т.е. слова относятся к разным лексико-семантическим группам): (10) Дома у каждого свои неприятности: жена, квартира, зарплата; Стукачей много. Среди них – летчики, продавцы, конструкторы, больные, просто мужчины и женщины (Жв.). Сатирический эффект здесь создается хаотическим перечислением в однородном ряду названия людей по профессии, внешности, состоянию здоровья и пр. ; Ну, женщины делятся на молодых и остальных. Среди остальных – умные, мудрые, с мужским умом, с женским обаянием, любящие жены, матери, производственницы, пилоты, парашютистки и кого там только нет (Жв.); Он стал ждать официанта или с кем-нибудь поговорить. (Жв.) - здесь в однородном ряду слова разных частей речи. На дворе стояла хорошая погода и девушка в белом платье; Он стирал бельё с усердием и с мылом.

Очень интересны такие виды силлепсиса, которые образованы с помощью синтаксической аппликации, когда слова из однородного ряда реализуют разные значения многозначного ядерного слова: Курица снесла яйцо, а студенты – памятник на площади. Это явление называется зевгмой. Интересны случаи, когда однородные элементы реализуют свободное и фразеологически связанное значение ключевого слова: Они послали лошадей и председателя матом на поля, а сами пошли на танцы (Жв.) – здесь слово послать (лошадей и матом) реализует 3 значения в зависимости от объекта: 1) направить куда-нибудь; 2) передать словами чувства к кому-нибудь; 3) стремиться отделать от кого-либо.Если объект – животное, то значение слова послать – прямое, если человек – фразеологически связанное. Он проглотил обиду и кусок буженины; Водители Ларионов и Кутько, используя слабые места и встречный план, а также порожняк, взяли на себя дополнительные обязательства и приказали долго жить (Жв. Собрание на ликеро-водочном заводе).

Еще одной фигурой прибавления является геминация. Она изображает множественность, многообразие предметов и явлений, длительность, повторяемость и интенсивность действий. Геминация – это контактный повтор одних и тех же слов или словосочетаний не менее трех раз: Дайте волю, волю, волю - /И не надо счастья мне (Лерм.).

В этом плане большую роль играют также полисиндетон и фигура убавления – асиндетон.

В узком смысле слова полисиндетон – многосоюзие. В широком – многосоюзие и многопредложие. Эта фигура имеет 2 изобразительных функции: описание замедленного движения, медленно протекающих событий, а также описание разнообразных событий: …И для него воскресли вновь / И божество, и вдохновенье, / И жизнь, и слезы, и любовь (П.)

Асиндетон – бессоюзие, обладает противоположными функциями. Он изображает быструю смену событий, а также их однообразие, монотонность: (11)…Летит, летит, взглянуть назад / Не смеет; мигом обежала / Куртины, мостики, лужок, / Аллею к озеру, лесок, / Кусты сирен переломала, / По цветникам летя к ручью, / И, задыхаясь, на скамью / Упала (Пушкин. Евгений Онегин). Единственный союз здесь как раз и символизирует остановку бега Татьяны. А вот пример сочетания полисиндетона и асиндетона, где первый передает замедленное течение жизни. А второй – ее монотонность, однообразие: (12) В глуши, во мраке заточенья (асиндетон) / Тянулись тихо дни мои / Без божества. Без вдохновенья, / Без слез, без жизни, без любви (полисиндетон). Пушкин.

Повторяться могут также морфемы. Это явление называется гомеология.

Возможен (13)

Повтор флексий (гомеотелевтон): :Звучал булат, картечь визжала, / Рука бойцов колоть устала, / И ядрам пролетать мешала / Гора кровавых тел;

Гомеоэоптон: корневой повтор, повтор одинаковых или однотипных суффиксов и префиксов(экспрессивное согласование): От ликующ их, праздно болтающ ихся, / Обагряющ их руки в крови / Поведи меня в стан погибающ их / за великое дело любви (Некрасов)

Фигуры убавления основаны на отображении неповторяемости,

неспособности отображать большие считаемые количества, продолжительные отрезки и пр. В этой связи фигуры убавления отображают прежде всего расчлененность множества на отдельные части, очень разнородные по своей значимости. Отсюда их способность к отображению перепрыгивания от детали к детали, мелькания, быстроты движения, изображению быстроты психических процессов. К фигурам убавления относятся эллипсис, асиндетон, апосиопеза и просиопеза.

Эллипсис в стилистике – пропуск подразумеваемого элемента внутри предложения. Изобразительность эллипсиса связана с характеристикой быстроты изменения ситуации. Чаще опускается глагольное сказуемое, что позволяет сосредоточить внимание не на самом движении, а на сопутствующих ему внешних обстоятельствах или связанных с ним объектах: Татьяна в лес; медведь – за ней (Пушкин). Изобразительность эллипсиса возрастает, если опущено не только само название процесса, но и даже самого объекта: Закон запрещает отнимать у него [крестьянина] жизнь. Но разве мгновенно? (Радищев)

Апосиопеза ‑ фигура убавления, основанная на недоговоренности, предполагаемом пропуске слова или словосочетания в конце предложения. Недоговоренность намекает на неожиданность обрыва речи, вызванную чувством стыда, гнева, сильного волнения, шока. В отличие от эллипсиса, опущенные компоненты восстанавливаются с большим трудом и не всегда однозначно: Мне не нужно черевиков – я и без черевиков… - Далее она [ Оксана] не договорила и покраснела. Гоголь. Интонационному контуру апосиопезы на письме соответствует многоточие. Разновидностью апосиопезы является апокопа – вопроизведение отрезка речи, в котором последний слог или слоги недоговорены в связи с внезапным и неумышленным обрывом (сильное волнение, смерть, шок): Я видел: над трупом склонилась луна, /И мертвые губы шепнули: “Грена…” (Светлов). Иногда умышленное недоговаривание последнего слога связано с прозрачным намеком на смысл недосказанного: Я тебя лю…

Просиопеза – фигура убавления, основанная на опущении отрезка речи, текста, предшествующего данному высказыванию. Пропуск легко восстанавливается благодаря тому, что представляет собой хорошо знакомые крылатые слова. Фразеологизмы, пословицы, ситуации. На письме этой фигуре обычно предшествует многоточие или особая интонация начала высказывания. Часто используется в газетных заголовках: …В пароходы, в строчки, и в другие долгие дела… (Маяк.)

ФИГУРЫ РАЗМЕЩЕНИЯ являются средством акцентуации слова или части высказывания. Представление о необычном размещении достигается благодаря нарушению контактности, т.е. расположению на расстоянии того, что должно быть рядом. Этой цели служит либо просто пауза , которая не соответствует привычному синтаксическому или смысловому членению (парцелляция, синафия и скандирование), либо пауза, заполненная вклинившимся чужеродным лексико-синтаксическим наполнением (тмезис, диакопа, парентеза и анаподатон).

Парцелляция – фигура размещения, состоящая в расчленении исходной целостной структуры на 2 интонационно обособленных отрезка: базовую структуру и парцеллят (в постпозиции). Расчленение сопровождается прерывистом ритмом (избыточной паузой) и интонацией пояснения, реализуемой в парцелляте. На месте паузы на письме ставится точка: Пишите телерассказы. Телероманы. Телебеседы. Телепьесы. (Андроников). Снимаю. Порчу. Дети – цветы жизни. На могиле у своих родителей.

Синафия – перенесение части фразы или слова из одной строфы в другую (прием акцентирования):

Кусты сирен переломала,

По цветникам летя к ручью,

И, задыхаясь, на скамью

Упала…

«Здесь он! здесьЕвгений!» А.С. Пушкин

Тмезис – фигура размещения, характеризуемая нарушением контактного повтора в результате вклинивания другого слова между повторяющимися компонентами: Свободен наконец! Свободен наконец! О Боже всемогущий! Свободен наконец! (из надписи на могиле Мартина Лютера Кинга).

Парентеза – вставка внутрь предложения не соединенного с ним грамматически слова, словосочетания или другого предложения: …(14) Враги его, друзья его / (Что, может быть, одно и то же) / Его честили так и сяк (П.). Вставка может быть такой большой протяженности, что необходимо повторение предшествующего текста. Эта разновидность парентезы называется анаподатон : Подкараулил этого кота гражданин в тот момент, когда животное с вороватым видом (что поделаешь, что у котов такой вид? Это не от того. Что они порочны, а от того, что они боятся, чтобы кто из существ более сильных, чем они – собаки или люди- не причинили им какой-нибудь вред или обиду. И то и другое очень нетрудно, но чести. Уверяю, нет никакой, да, нет никакой), да, так вот, с вороватым видом кот собирался устремиться зачем-то в лопухи (Булгаков).

Эмфаза – эмоционально усиленное акцентирование, модальное подчеркивание слова с помощью:

· эмфатического ударения, т. е. удлиннения гласных или согласных в слове: Кулак – моя позиция. Кулак – мордовор-р-р от! (Некрасов);

· буквенное произношение (термин Л.В. Щербы): Как бы из п[о]терпевш[его] не превратиться в [о]бвиня ‑ «Улицы разбитых фонарей»

· слоговая парцелляция: Шай-бу! Шай-бу!

· диакопа – в слово или фразеологизм вставляется другая номинативная единица: Я –Рах , я – ма , я – ни ,– я‑ нов (из журнала „Сатирикон”)

· слоговой повтор: Вот потому и мила мне всегда Вологда-гда-гда-гда , Вологда-гда

ФИГУРЫ ПЕРЕСТАНОВКИ передают не только изменение направления, но именно движение в обратном направлении. Представление об этом достигается благодаря нарушению привычного порядка следования (то, что должно быть позже, размещается раньше, и наоборот). Сюда относятся фигуры инверсия и гистеронпротерон . Пример инверсии: Привел сотник молодую жену в дом свой. Хороша была молодая жена. Румяна и бела была молодая жена. (Гоголь). Гистеронпротерон – фигура, основанная на перестановке слов и состоящая в таком их расположении, которое не соответствует временной или логической последовательности описываемых явлений. Обычно отображает неупорядоченность мыслей и чувств, вызванную сильной эмоцией. Компонент, выносимый на первое место, иногда подвергается метафорическому переосмыслению: …Умрем / И в гущу сраженья ринемся (Вергилий). Здесь логическая и временная последовательность подсказывает обратный порядок – ‘ринемся и умрем’, но умрем имеет значение ‘забыв обо всем, что связывает с жизнью’. Черствый коньяк, разбавленный хлеб... А. Шаганов. Разрезан на осколки, разбит на лоскуты ... (с) А.Васильев, "Сплин"

Гипаллага определяется нами и как семантико-синтаксическая перестановка, основанная на перераспределении статических и процессуальных признаков предмета, и как результат этой перестановки, например: “В песчаных степях аравийской земли Три гордые пальмы высоко росли ” (Лермонтов 1972: 147) < “росли высокие пальмы”; “Я слушаю моих пенатов Всегда восторженную тишь ” (Мандельштам 1990: 68) < “восторженно слушаю тишь”; “Она идет тропинкой в гору. Закатный отблеск по лицу И по венчальному кольцу Скользит оранжево ” (Северянин 1988: 59) < “скользит оранжевый отблеск”.

Часть фигур является гибридной: зевгма сочетает добавление и убавление, апосиопеза – убавление в размещением. Гибридной фигурой является простой хиазм – обратное, зеркально симметричное расположение слов в каждой из 2-х частей высказывания: Боже мой, какое духовное убожество! Карты и сабля, сабля и карты… (Шолохов). Здесь прибавление сочетается с перестановкой.

Анаколу́ф (от др.-греч. ἀνακόλουθον - «непоследовательный», «неподходящий») - риторическая фигура, состоящая в неправильном грамматическом согласовании слов в предложении, допущенная по недосмотру или как стилистический приём (стилистическая ошибка) для придания стилистической характерности речи какого-либо персонажа. Анаколуф по природе носит выделительный характер и играет свою роль на фоне грамматически правильной речи. Анаколуф в частности используется для речевой характеристики персонажа, не слишком хорошо владеющего языком (иностранца, ребёнка, просто человека малокультурного).

Полковник Скалозуб в комедии «Горе от ума» Грибоедова А. С., говорит вместо «Мне совестно, как честному офицеру»:

Или у Толстого Л. Н. председатель суда, человек, видимо, воспитанный на французском языке, говорит: Вы желаете сделать вопрос?

Или у М. Булгакова профессор Преображенский указывает на наличие ошибки в высказывании пролетария Швондера:

– Мы, управление дома, – с ненавистью заговорил Швондер, – пришли к вам после общего собрания жильцов нашего дома, на котором стоял вопрос об уплотнении квартир дома... – Кто на ком стоял? – крикнул Филипп Филиппович, – потрудитесь излагать ваши мысли яснее. - Михаил Булгаков Собачье сердце

Также анаколуф широко применяется как средство юмористического, сатирического изображения: Подъезжая к сией станции и глядя на природу в окно, у меня слетела шляпа. Чехов А. П. Жалобная книга

Я недавно читал у одного Французского ученого, что львиная морда совсем не похожа на человеческий лик, как думают ученыи. И насщот этого мы поговорим. Приежжайте, сделайте милость. Приежжайте хоть завтра например. Чехов А. П. Письмо к учёному соседу

Однако грамматическая неправильность, привлекая к себе внимание, способна придавать речи более экспрессивный характер, и поэтому к анаколуфу писатели разных эпох и направлений прибегают и в авторской речи для создания эмоционального акцента:

Чувствуемый оттуда запах махорки и какими-то прокислыми щами делал почти невыносимым жизнь в этом месте - Писемский А. Ф. Старческий грех

То, которое бык на Лесбосе вдруг увидев, взревел и, клубясь к ней с холма, ткнулся рогом, войдя ей под мышку.- Соловьёв С. В. Аморт

Анаколуфу близок солеци́зм (от др.-греч. σολοικισμός (лат. soloecismus), от названия др.-греч. Σόλοι (лат. Soloe)) - синтаксически неправильный оборот речи, не искажающий смысла высказывания; неправильный синтаксический оборот, ошибка в выборе грамматических форм для какого-либо синтаксического построения. Солецизм, как правило, возникает при нарушении правил согласования членов предложения или правил согласования главных и придаточных предложений.

Примеры нарушения согласования членов предложения: «Кто нуждается в санаторном лечении, необходимо обеспечить его » (вместо «…будет им обеспечен»).

«Один или два моих товарищей» (вместо «…или двое моих товарищей»).

«Сколько время?» (вместо «Сколько времени?»).

Пример нарушения согласования предложений: «Мне совестно, как честный офицер » (А. С. Грибоедов. Горе от ума).

Пример других солецизмов в русском языке:

«Если бы вы захотели бы»

Несогласованный деепричастный оборот:

«Приехав в Белев, по счастию попалась нам хорошая квартира » и др. (Д. И. Фонвизин. Письма к родным)

«Хоть я и не пророк, но, видя мотылька, что он вкруг свечки вьётся, пророчество почти всегда мне удаётся » (И. А. Крылов. Плотичка)

«Вы согласитесь, что, имея право выбирать оружие, жизнь его была в моих руках, а моя почти безопасна: я мог бы приписать умеренность мою одному великодушию, но не хочу лгать » (А. С. Пушкин. Выстрел)

«Сначала он удивлялся и хотел понять, что это значило; потом, убедившись, что понять этого он не может, ему стало скучно » и др. (Л. Н. Толстой. Анна Каренина)

«Подъезжая к сией станцыи и глядя на природу в окно, у меня слетела шляпа » (А. П. Чехов. Жалобная книга)

«Будучи не в состоянии удержаться в равновесии на лыжах и не обладая никаким опытом для пребывания на льду, его возможности на возвращение к цивилизации были бы весьма невелики » (Руал Амундсен. Южный полюс / Перевод с норвежского М. П. Дьяконовой, под редакцией М. А. Дьяконова)

Гипербатон - фигура, состоящая в выделении темы высказывания путем ее постановки в начале или в конце фразы обыкновенно с разрывом синтаксической связи (в чем гипербатон близок анаколуфу).

«Я исследователь звезд, планет и их законов, чего требует от меня истина Божия? - Ты очень искусно возвысил проницательность твоего зрения, чтобы видеть в небесах невидимое простому оку, потщись возвысить так же искусно проницательность твоего слуха, чтобы ты мог ясно слышать и возвестить другим, как небеса поведают славу Божию». Святитель Филарет, митрополит Московский и Коломенский.

Здесь первое предложение содержит гипербатон: «Я исследователь звезд, планет и их законов, чего требует от меня истина Божия ?», который состоит в выносе в начало и специальном оформлении темы высказывания с разрывом, но не нарушением синтаксической связи.

Литература

Основная

1. Голуб И. Б. Стилистика современного русского языка / И. Б. Голуб. – М. : Русский язык, 1997. – 256 с.

2. Кожина М. Н. Стилистика русского языка / М.Н. Кожина. – 3-е изд. - М. : Наука, 1993. – 289 с.

3. Культура русской речи: Энциклопедический словарь-справочник / Под ред. Л. Ю. Иванова, А. П. Сковородникова, Е. Н. Ширяева и др. – М. : Флинта: Наука, 2003. – 840 с.

4. Розенталь Д. Э. Практическая стилистика русского языка / Д. Э. Розенталь. – М. : МГУ, 1987. – 312 с.

Дополнительная

5. Виноградов В. В. Стиистика. Теория поэтической речи. Поэтика / В. В. Виноградов. – М. : Наука, 1963. – 323 с.

6. Гвоздев А. Н. Очерки по стилистике русского языка / А. Н. Гвоздев. – М. : Русский язык, 1965. – 297 с.

7. Ефимов А. Н. Стилистика русского языка / А. Н. Ефимов – М. : Русский язык, 1969. – 222 с.

8. Культура русской речи: Учебник для вузов / Под ред. Л. К. Граудиной и Е. Н.Ширяева. – М. : Языки славянской культуры,1998. – 420 с.

Литературоведческую дисциплину, предмет которой составляет художественная речь, называют стилистикой.

Речь словесно-художественных произведений подобно губке интенсивно вбирает в себя самые разные формы речевой деятельности, как устной, так и письменной. В течение многих веков на писателей и поэтов активно воздействовали ораторское искусство и принципы риторики. Риторика дала богатую пищу литературе. Художественное речеобразование на протяжении ряда веков (особенно - в сфере высоких жанров, каковы эпопея, трагедия, ода) ориентировалось на опыт публичной, ораторской речи, подвластной рекомендациям и правилам риторики. И не случайно «доромантические» эпохи (от античности до классицизма включительно) характеризуются как стадия риторической культуры. В пору романтизма (и позже) риторика в ее значимости для литературы стала вызывать сомнение и недоверие. Европейская культура на протяжении XVII-XIX вв. эволюционировала от установки на соблюдение правил и норм - от риторической усложненности (классицизм) к стилистической простоте. И на авансцену словесного искусства все настойчивее выдвигалась речь непринужденно-разговорная, не диктуемая установками риторики.

Разговорная речь сопряжена с общением (беседами) людей прежде всего в их частной жизни. Она свободна от регламентации и склонна менять свои формы в зависимости от ситуации. Беседа (разговор) как важнейшая форма человеческой культуры упрочилась и заявила о себе уже в античности. Беседа как важнейший род общения людей и осуществляющая ее разговорная речь широко отразились в русской классической литературе. Вспомним «Горе от ума», «Евгения Онегина», стихи Н.А. Некрасова, повести и рассказы Н.С. Лескова, пьесы А.Н. Островского и АП. Чехова. Знаменательно, что в XIX-XX вв. литература в целом осознается писателями и учеными как своеобразная форма собеседования (разговора) автора с читателем. Словесная ткань литературных произведений, как видно, глубинно сопряжена с устной речью и ею активно стимулируется. Художественная речь нередко претворяет также письменные формы внехудожественной речи (многочисленные романы и повести эпистолярного характера, проза в форме дневников и мемуаров). В истории мировой культуры письмо первично по отношению к устной речи, в его основе - игра сознания, ищущего «знакового выражения». Эта игра и именуется археписьмом.

«Впитывая» в себя разные формы речи внехудожественной, литература легко и охотно допускает отклонения от языковой нормы и осуществляет новации в сфере речевой деятельности.

Состав художественной речи

Художественно-речевые средства разнородны и многоплановы. Они составляют систему.

Это, во-первых, лексико-фразеологические средства, т.е. подбор слов и словосочетаний, имеющих разное происхождение и эмоциональное «звучание»: как общеупотребительных, так и необщеупотребительных, включая новообразования; как исконно отечественных, так и иноязычных; как отвечающих норме литературного языка, так и отклоняющихся от нее, порой весьма радикально, каковы вульгаризмы и «нецензурная» лексика. К лексико-фразеологическим единицам примыкают морфологические (собственно грамматические) явления языка. Таковы, к примеру, уменьшительные суффиксы, укорененные в русском фольклоре.

Это, во-вторых, речевая семантика в узком смысле слова: переносные значения слов, иносказания, тропы, прежде всего - метафоры и метонимии, в которых А.А. Потебня усматривал главный, даже единственный источник поэтичности и образности. В этой своей стороне художественная словесность претворяет и досоздает те словесные ассоциации, которыми богата речевая деятельность народа и общества.

Во многих случаях (особенно характерных для поэзии XX в.) граница между прямыми и переносными значениями стирается, и слова, можно сказать, начинают вольно бродить вокруг предметов, не обозначая их впрямую. В большинстве стихотворений Ст. Малларме, А. А. Блока, М.И. Цветаевой, О.Э. Мандельштама, Б.Л. Пастернака преобладают не упорядоченные размышления или описания, а внешне сбивчивое самовыражение -речь «взахлеб», предельно насыщенная неожиданными ассоциациями. Эти поэты раскрепостили словесное искусство от норм логически организованной речи. Переживание стало воплощаться в словах свободно и раскованно.

Далее (в-третьих, в-четвертых, в-пятых...) художественная речь включает в себя пласты, обращенные к внутреннему слуху читателя. Это начала интонационно-синтаксические, фонетические, ритмические, к которым мы и обратимся.

Слуховое восприятие речи

Словесно-художественные произведения обращены к слуховому воображению читателей. Художественно значима (особенно в стихотворной речи) фонетическая сторона произведений, на которой в начале нашего столетия была сосредоточена немецкая «слуховая филология», а вслед за ней - представители русской формальной школы. Звучание художественной речи истолковывается учеными по-разному. В одних случаях утверждается, что сами речевые звуки (фонемы) являются носителями определенного эмоционального смысла (например, Л. Сабанеев полагал, что «А» - звук радостный и открытый, а «У» выражает тревогу и ужас и т.п.). В других случаях, напротив, говорится, что звуки речи сами по себе эмоционально и семантически нейтральны, а художественно-смысловой эффект создается соединением данного звукового состава с предметно-логическим значением высказывания. Б.Л. Пастернак утверждал: «Музыка слова - явление совсем не акустическое и состоит не в благозвучии гласных и согласных, отдельно взятых, а в соотношении значения речи и ее звучания». Связь в художественном слове звука и значения (имени и предмета), обозначаемую терминами ономатопея и звукосмысл, обстоятельно рассмотрел В.В. Вейдле. Ученый утверждал, что звукосмысл рождается из органического соединения звучаний слов с интонацией, ритмом, а также прямым значением высказывания - его «банальным смыслом».

В свете подобного истолкования художественной фонетики (как ее нередко называют - эвфонии, или звукописи) оказывается насущным понятие паронимии, широко используемое в современной филологии. Паронимы - это слова, различные по значению (однокорневые или разнокорневые), но близкие или даже тождественные по звучанию (предать - продать, кампания - компания). В поэзии (особенно нашего столетия: Хлебников, Цветаева, Маяковский) они выступают (наряду с иносказаниями и сравнениями) в качестве продуктивного и экономного способа эмоционально-смыслового насыщения речи.

Фонетические повторы присутствуют в словесном искусстве всех стран и эпох. А.Н. Веселовский убедительно показал, что народная поэзия издавна была пристально внимательна к созвучиям слов, что в песнях широко представлен звуковой параллелизм, нередко имеющий форму рифмы.

Наряду с акустико-фонетическим важен и другой, тесно с ним связанный, интонационно-голосовой аспект художественной речи. «Плох тот художник прозы или стиха, который не слышит интонации голоса, складывающего ему фразу», - заметил А. Белый. То же самое правомерно сказать и о читателе художественных произведений. Интонация - это совокупность выразительно-значимых изменений звучания человеческого голоса. Физические (акустические) «носители» интонации - это тембр и темп звучания речи, сила и высота звука. Письменный текст (если он субъективно окрашен и выразителен) несет на себе след интонации, которая ощутима прежде всего в синтаксисе высказывания. Излюбленный писателем тип фразы, чередование предложений разного рода, отклонения от синтаксического «стереотипа» эмоционально-нейтральной речи (инверсии, повторы, риторические вопросы, восклицания, обращения) - все это создает эффект присутствия в литературно-художественном тексте живого голоса. Значению интонации в стихотворных произведениях и ее типам (напевный, декламативный, говорной стих) посвящена работа Б.М. Эйхенбаума «Мелодика русского лирического стиха». Интонационно-голосовая выразительность речи придает ей особое качество - колорит непреднамеренности и импровизационности: возникает ощущение сиюминутного возникновения высказывания, иллюзия его сотворения как бы в нашем присутствии. При этом интонационно-голосовые начала художественной речи (как и фонетические) сообщают ей эстетический характер в исконном и строгом смысле: читатель воспринимает произведение не только силой воображения (фантазии), но и внутренним слухом.

Специфика художественной речи

Речь словесно-художественных произведений гораздо более, чем иные типы высказываний, и, главное, по необходимости тяготеет к выразительности и строгой организованности. В лучших своих образцах она максимально насыщена смыслом, а потому не терпит какого-либо переоформления, перестраивания. В связи с этим художественная речь требует от воспринимающего пристального внимания не только к предмету сообщения, но и к ее собственным формам, к ее целостной ткани, к ее оттенкам и нюансам. «В поэзии, - писал P.O. Якобсон, - любой речевой элемент превращается в фигуру поэтической речи».

Во многих литературных произведениях (особенно стихотворных) словесная ткань резко отличается от иного рода высказываний (предельно насыщенные иносказаниями стихи Мандельштама, раннего Пастернака); в других, напротив, внешне не отличима от «обиходной», разговорно-бытовой речи (ряд художественно-прозаических текстов XIX-XX вв.). Но в творениях словесного искусства неизменно наличествуют (пусть неявно) выразительность и упорядоченность речи; здесь на первый план выдвигается ее эстетическая функция.

Поэзия и проза

Художественная речь осуществляет себя в двух формах: стихотворной (поэзия) и нестихотворной (проза).

Первоначально стихотворная форма решительно преобладала как в ритуальных и сакральных, так и в художественных текстах. Способность стихотворной (поэтической) речи жить в нашей памяти (гораздо большая) чем у прозы, составляет одно из важнейших и неоспоримо ценных ее свойств, которое и обусловило ее историческую первичность в составе художественной культуры.

В эпоху античности словесное искусство проделало путь от мифологической и боговдохновенной поэзии (будь то эпопеи или трагедии) к прозе, которая, однако, была еще не собственно художественной, а ораторской и деловой (Демосфен), философской (Платон и Аристотель), исторической (Плутарх, Тацит). Художественная же проза бытовала более в составе фольклора (притчи, басни, сказки) и на авансцену словесного искусства не выдвигалась. Она завоевывала права весьма медленно. Лишь в Новое время поэзия и проза в искусстве слова стали сосуществовать «на равных», причем последняя порой выдвигается на первый план (такова, в частности, русская литература XIX в., начиная с 30-х годов).

Ныне изучены не только внешние (формальные, собственно речевые) различия между стихами и прозой (последовательно осуществляемый ритм стихотворной речи; необходимость в ней ритмической паузы между стихами, составляющими основную единицу ритма, - и отсутствие, по крайней мере необязательность и эпизодичность всего этого в художественно-прозаическом тексте), но и функциональные несходства.

Формы стихотворной речи весьма разнообразны. Они тщательно изучены. Стиховые формы (прежде всего метры и размеры) уникальны по своему эмоциональному звучанию и смысловой наполненности. М.Л. Гаспаров, один из самых авторитетных современных стиховедов, утверждает, что стихотворные размеры не являются семантически тождественными, что ряду метрических форм присущ определенный «семантический ореол»: «Чем реже размер, тем выразительнее напоминает он о прецедентах своего употребления: семантическая насыщенность русского гекзаметра или имитаций былинного стиха велика четырехстопного ямба (наиболее распространенного в отечественной поэзии.- В.Х.)-ничтожна. В широком диапазоне между этими двумя крайностями располагаются практически все размеры с их разновидностями». Добавим к этому, что в какой-то степени различны «тональность» и эмоциональная атмосфера размеров трехсложных (большая стабильность и строгость течения речи) и двусложных (в связи с обилием пиррихиев - большие динамизм ритма и непринужденная изменчивость характера речи); стихов с количеством стоп большим (торжественность звучания, как например, в пушкинском «Памятнике») и малым (колорит игровой легкости: «Играй, Адель,/ Не знай печали»). Различна, далее, окраска ямба и хорея (стопа последнего, где ритмически сильным местом является ее начало, сродни музыкальному такту; не случайно напевно-плясовая частника всегда хореична), стихов силлабо-тонических (заданная «ровность» речевого темпа) и собственно тонических, акцентных (необходимое, предначертанное чередование замедлений речи и пауз - и своего рода «скороговорки»). И так далее...

Приемы изменения основного значения слова именуются тропами. Тропы имеют свойство пробуждать эмоциональное отношение к теме, внушать те или иные чувства, имеют чувственно-оценочный смысл. В тропах различают два основных случая: метафору и метонимию.

Стиховая форма «выжимает» из слов максимум выразительных возможностей, с особой силой приковывает внимание к словесной ткани как таковой и звучанию высказывания, придавая ему как бы предельную эмоционально-смысловую насыщенность.

Но и у художественной прозы есть свои уникальные и неоспоримо ценные свойства, которыми стихотворная словесность обладает в гораздо меньшей мере. При обращении к прозе перед автором раскрываются широкие возможности языкового многообразия, соединения в одном и том же тексте разных манер мыслить и высказываться: в прозаической художественности (наиболее полно проявившейся в романе) важна «диалогическая ориентация слова среди чужих слов», в то время как поэзия к разноречию, как правило, не склонна и в большей степени монологична.

Поэзии, таким образом, присущ акцент на словесной экспрессии, здесь ярко выражено созидательное, речетворческое начало. В прозе же словесная ткань может оказываться как бы нейтральной: писатели-прозаики нередко тяготеют к констатирующему, обозначающему слову, внеэмоциональному и «нестилевому». В прозе наиболее полно и широко используются изобразительные и познавательные возможности речи, в поэзии же акцентируются ее экспрессивные и эстетические начала. Эта функциональные различия между поэзией и прозой фиксируются уже первоначальными значениями данных слов - их этимологией (др.-гр. слово «поэзия» образовано от глагола сделать», «говорить»; «проза» -от лат. прилагательного «прямой», «простой»).

Иллюстрация из интернета.

ПОЭТИЧЕСКИЙ ЯЗЫК (продолжение)

Следующий раздел этой главы посвящен второй группе художественных средств, с помощью которых рождается Поэтический образ. Это особые способы построения предложений – синтаксические (стилистические) фигуры речи.

АНАДИПЛОСИС (от греч. «повторение») - повтор последнего слова (группы слов) предыдущего предложения в начале следующего:
О, весна, без конца и без краю,
Без конца и без краю мечта! (А.Блок)

АНАФОРА (от греч. «anaphora» - вынесение вверх) – повторение одинаковых элементов в начале предложений или строк. Различают её виды:

1.звуковая (повторение одинаковых звуков):
Грозой снесённые мосты,
Гроба с размытого кладбища. (А.Пушкин)
2. морфемная (повторение одинаковых морфем):
Черноглазую девицу,
Черногривого коня! (М.Лермонтов)
3. лексическая (повторение одинаковых слов):
Не напрасно дули ветры,
Не напрасно шла гроза. (С.Есенин)
4. синтаксическая (повторение одинаковых синтаксических конструкций, то есть параллелизм):
Брожу ли я вдоль улиц шумных,
Вхожу ли в многолюдный храм,
Сижу ль средь юношей безумных,
Я предаюсь моим мечтам. (А.Пушкин)
5. строфическая (повторение одинаковых слов в начале строф). Примеры – у М.Лермонтова («Когда волнуется желтеющая нива»), у К.Симонова («Жди меня»).

ЭПИФОРА - повторение слов в конце строк:

Солнышко утром в колодезь озёр
Глянуло – месяца нет…
Свесило ноги оно на бугор,
Кликнуло – месяца нет… (С.Есенин)

Если же одинаковые слова повторяются в середине строки, то перед вами другая фигура - СИМПЛОКА:

Молодым везде у нас дорога,
Старикам везде у нас почёт. (В.Лебедев-Кумач)

АНТИТЕЗА (от греч. «antithesis») – противопоставление, служащее для усиления выразительности речи и чувств.

Основа антитезы - антонимы (греч. «anti» - против, «onyma» - имя) – слова с противоположным значением:

Есть у памяти свойство такое:
После самых суровых невзгод
Забывается быстро ПЛОХОЕ,
А ХОРОШЕЕ долго живёт. (К.Ваншенкин)

Каждое слово при встрече с противоположным по значению раскрывается полнее. Яркий пример использования этого приёма в поэзии - стихи Франсуа Вийона, прочитанные им на поэтическом состязании при дворе Карла Орлеанского, любившего словесные игры. Перевёл их Илья Эренбург:

От жажды умираю над ручьём.
Смеюсь сквозь слёзы и тружусь играя.
Куда бы ни пошёл, везде мой дом,
Чужбина мне – страна моя родная.
Я знаю всё – я ничего не знаю.
Мне из людей всего понятней тот,
Кто лебедицу вороном зовёт.
Я сомневаюсь в явном, верю чуду.
Нагой, как червь, пышнее всех господ,
Я всеми принят, изгнан отовсюду.

Виды антонимов:
1) разнокорневые (хороший – плохой, чистый – грязный),

2)однокорневые (добрый – недобрый, общественный - антиобщественный),

3) контекстуальные, приобретающие противоположное значение лишь в конкретном тексте, как, например, у Державина:
Где стол был яств, там гроб стоит.

Здесь противопоставлены «яства» (символ изобилия) и «гроб» (символ смерти), хотя в обычной речи они вовсе не антонимы.

ГРАДАЦИЯ - цепь однородных членов с постепенным нарастанием (называется климакс) или убыванием (антиклимакс) значимости или чувств:

«Пришёл, увидел, победил», знаменитая фраза Цезаря, - градация-климакс.
Пример градации-антиклимакса:
Никто не даст нам избавленья,
Ни бог, ни царь и ни герой.
(«Интернационал»)

ИНВЕРСИЯ - нарушение привычного порядка слов, когда нужное слово ставится на необычное для него место. Если поэт хочет подчеркнуть важность чего-либо, он выносит нужное слово в начало строки или в конец, делая его логически ударным. Примеры инверсии:
а) определение стоит после определяемого слова:
Сижу за решёткой в темнице СЫРОЙ... (А.Пушкин)

Б) обстоятельство (наречие) стоит после главного слова:
На севере диком стоит ОДИНОКО... (М.Лермонтов)

В) сказуемое перед подлежащим:
РОНЯЕТ лес багряный свой убор... (А.Пушкин)

ОКСЮМОРОН (ОКСИМОРОН) – сочетание противоположных по смыслу слов - фактически это парадоксально звучащая антитеза:

И невозможное возможно,
Дорога долгая легка. (А.Блок)

Оксюморон можно встретить в названиях произведений: «Оптимистическая трагедия» В.Вишневского, «Живой труп» Л.Толстого, «Мёртвые души» Н.Гоголя, «Горячий снег» Ю.Бондарева. Поэты любят эту фигуру, так как она сразу же обращает на себя внимание читателей парадоксальностью и необычностью:

Мы любим всё - и жар холодных числ,
И дар божественных видений. (А.Блок)
***
Мама!
Ваш сын прекрасно болен!
Мама!
У него пожар сердца. (В.Маяковский)

ПАРАЛЛЕЛЬНЫЕ КОНСТРУКЦИИ (СИНТАКСИЧЕСКИЙ ПАРАЛЛЕЛИЗМ) помогают объединить разрознённые детали в единый образ.

Это: а) одинаковое построение следующих друг за другом предложений:

Я звал тебя, но ты не оглянулась,
Я слёзы лил, но ты не снизошла. (А.Блок)

Б) композиционный параллелизм, основанный на сходстве сюжетных линий или частей композиции: например, за описанием осенней распутицы следует описание грустного настроения;

В) хиазм - когда в соседних предложениях второе строится в обратной последовательности частей:

Здесь Пушкина изгнанье началось
И Лермонтова кончилось изгнанье. (А.Ахматова)
***
Испанский гранд, как вор,
Ждёт ночи и луны боится. (А.Пушкин)

Г) отрицательный параллелизм особенно любим в народной песне:

Не ветра шумят холодные,
Не пески бегут зыбучие, -
Снова горе подымается,
Словно злая туча чёрная.

Современные поэты тоже используют такие конструкции:

Не заблудился я,
Но всё же поаукай.
Я не замёрз,
Но не гаси огня.
Я не ослеп,
Но протяни мне руку.
Я не ослаб,
Но пожалей меня.
(М.Сопин. «Судьбы моей поле», М.: «Современник»,1991)

ПАРЦЕЛЛЯЦИЯ (фр. «рагсеllе» от лат. «частица») - выразительная фигура речи, когда предложение разбивается на части в качестве самостоятельных предложений. С помощью интонации выделяются наиболее важные для автора части. Пример у А.Твардовского во втором четверостишии примера:
Но если ты, случится как-нибудь,
По глупости, по молодости ранней,
Решишь податься на постыдный путь,
Забыв о чести, долге и призванье:

Товарища в беде не поддержать.
Во чьё-то горе обратить забаву.
В труде схитрить. Солгать. Обидеть мать.
С недобрым другом поравняться славой, -

То прежде ты - завет тебе один:
Ты только вспомни, мальчик, чей ты сын.

Цели парцелляции:
- акцентирование внимания на главном в изображении;
- выделение важных деталей;
- эмоциональное усиление воздействия текста на читателя;
- создание эффекта неожиданности;
- усиление контраста.

Пример парцелляции у А.Грибоедова:

А всё Кузнецкий мост, и вечные французы,
Откуда моды к нам, и авторы, и музы:
Губители карманов и сердец!
Когда избавит нас творец
От шляпок их! чепцов! и шпилек! и булавок!
И книжных и бисквитных лавок!

ПЕРЕНОС - несовпадение конца предложения и конца строки. Отсюда возникает дополнительная пауза внутри стиха. Интересно, что в народной поэзии почти нет переноса - он характерен, в основном, для авторской речи. Различают:

А) строчной перенос:
Рассказать, что отовсюду
На меня весельем веет,
Что не знаю сам, что буду
Петь, - но только песня зреет. (А.Фет)

Б) слоговой перенос более резок, но и более выразителен. У М.Светлова в «Гренаде» обрыв слова словно кричит о внезапной гибели героя:

И мёртвые губы шепнули: Грена...
Да, в дальнюю область, в заоблачный плёс
Ушёл мой приятель и песню унёс.

Даниил Хармс виртуозно использует этот приём в шуточных детских стихах:
А вы знаете, что у,
А вы знаете, что па,
А вы знаете, что пы,
Что у папы моего
Было сорок сыновей?

ПОВТОР – одна из самых распространённых стилистических фигур, чья главная цель - подчеркнуть в стихе наиболее важные слова или части.

Прекрасный пример этого приёма в стихотворении Якова Козловского:

Я снова сам себе перечу,
Как будто сам с собой борюсь.
Боюсь, что я тебя не встречу
И встретиться с тобой боюсь.

Тобой протянутую руку
Боюсь в ладонях удержать,
Боюсь, испытывая муку,
И слишком быстро отпускать.

И снова я из странствий дальних
К тебе единственной стремлюсь,
Боюсь я глаз твоих печальных,
Но и весёлых глаз боюсь.

Боюсь – не всё во мне ты видишь,
Боюсь, что видишь без труда,
Боюсь, что скоро замуж выйдешь,
Боюсь – не выйдешь никогда.

Какие ждут меня событья?
Предвидеть это не берусь.
И о тебе боюсь забыть я,
И вспоминать тебя боюсь.

Различают типы повторов:
а) простое повторение слов или словосочетаний:
Отец, отец, оставь угрозы,
Свою Тамару не брани. (М.Лермонтов)

Б) анафора, симплока, эпифора, редиф, параллелизм, ассонанс, аллитерация (с ними вы уже познакомились),

В) лейтмотив - повтор особо важных элементов сюжета,

Г) рефрен - повтор предложения, фразы или строфы-куплета в песнях.
«Идёт-гудёт Зелёный Шум,/ Зелёный Шум, весенний шум!» - этот рефрен звучит в каждой строфе стихотворения Н.Некрасова «Зелёный Шум».

Д) плеоназм - излишнее повторение однородных слов и однородных оборотов (приснилось во сне, побежал бегом, курносый нос...):

Е) тавтология - повторение тождественных по смыслу слов, крайняя степень плеоназма:
Тень нахмурилась темней... (Ф.Тютчев)

Повтор может стать элементом кольцевой композиции, когда стихотворение начинается и заканчивается одинаковыми словами, как, например, в «Звезде полей» Н.Рубцова.

РИТОРИЧЕСКОЕ ФИГУРЫ

РИТОРИЧЕСКИЕ ОБРАЩЕНИЯ, как в стихах Светланы Петровской:

Ветер, ты мне друг или враг?
Мы с тобой давно заодно!
Вечера взметнув чёрный флаг,
Ветер пьёт заката вино.

С крыльями тебе повезло,
А мои - как шелест страниц...
Ветер, ты зачем мне назло
Ввысь бросаешь радостных птиц?

В первой строфе есть ещё одна фигура - РИТОРИЧЕСКОЕ ВОСКЛИЦАНИЕ.

Другой пример восклицаний: посмотрите, как необычно - многочленно - выражает свою экспрессию В.Брюсов:

Не дойти мне! не дойти мне! я устал! устал! устал!
Сушь степей гостеприимней, чем уступы этих скал!

Всюду камни, только камни! мох да голая сосна!
Грудь гранита, будь мягка мне! спой мне песню, тишина!

РИТОРИЧЕСКИЙ ВОПРОС вовсе не требует ответа, у него только эмоциональное значение, наполненное чувствами да краёв, как в стихотворении Вероники Тушновой:

Знаешь ли ты,
что такое горе,
когда тугою петлёй
на горле?

В поэзии необязательно до конца раскрывать свои мысли и чувства. Недоговорённость, недосказанность - это тоже особая стилистическая фигура.

Это УМОЛЧАНИЕ, чья главная цель - дать возможность слушателю или читателю додумать (или придумать) свою версию происходящего. На письме умолчание обычно обозначается многоточием, в устном произнесении - долгой паузой.

Яркий пример умолчания, пробуждающего глубокие мысли и сильные чувства, - в стихотворении И.Бунина:

В лесу, в горе, родник живой и звонкий,
Над родником старинный голубец
С лубочной почерневшею иконкой,
А в роднике берёзовый корец.

Я не люблю, о Русь, твоей несмелой,
Тысячелетней, рабской нищеты.

Но этот крест, но этот ковшик белый...
Смиренные, родимые черты!

Что примиряет поэта с «рабской нищетой» Руси? О чём говорят его сердцу крест и ковшик, заботливо оставленный у родника? Подумайте об этом и вы, дорогие читатели.

К умолчанию примыкает ЭЛЛИПСИС (ЭЛЛИПС) - пропуск подразумеваемого слова. В отличие от умолчания, пропущенное слово в эллипсисе легко восстанавливается в данном контексте. При этом вся интонация строки становится более энергичной, упругой. Пропускается чаще всего глагол, придавая тексту динамичность.

В речи эллипсис - это короткая пауза, на письме - тире (или без него). Примеры:

К коням, брат, и ногу в стремя,
Саблю вон - и в сечу! Вот
Пир иной нам Бог даёт. (Д.Давыдов)

В литературоведении вы встретите такие термины, как АСИНДЕТОН (бессоюзие) и ПОЛИСИНДЕТОН (многосоюзие). Первый приём усиливает динамику, как в описании Полтавской баталии у А.Пушкина:

Швед, русский колет, рубит, режет.
Бой барабанный, клики, скрежет...

Второй замедляет речь, но в то же время подчёркивает единство перечисляемого:

Ох, лето красное! Любил бы я тебя,
Когда б не зной, да пыль, да комары, да мухи. (А.Пушкин)

ХИАЗМ (от греч. «chiasmos» - крестообразный) – стилистическая фигура, перестановка слов на фоне параллельного построения предложений: в первой половине хиазма слова расположены в одной последовательности, а во второй – в обратной. По принципу хиазма построены две первые строки в стихотворении А.Блока:
Жду я холодного дня,
Сумерек серых я жду.
Замерло сердце, звеня:
Ты говорила: «Приду…»

Инверсия главных и второстепенных членов делает вторую строчку зеркальным отражением первой. И это необычно красиво и выразительно.

«Новая риторика в качестве коренных риторических фигур выделяет: метафору — семантическое замещение по сходству; метонимию — замещение по смежности, ассоциации, причинности; синекдоху — замещение на основе количественных отношений (множественность — единичность) или причастности, включенности. И если литературное мышление метафорично, то киномышление метонимично по самой своей природе.

По мнению же А.А. Потебни, «поэтический образ каждый раз, когда воспринимается и оживляется понимающим, говорит ему нечто иное и большее, чем то, что в нем непосредственно заключено. Таким образом, поэзия есть всегда иносказание... в обширном смысле слова ». Следовательно, правомерно сказать, что ряд коренных риторических фигур определяет художественно-образную суть мышления в разных видах и жанрах искусства.

Риторические фигуры классифицируются в зависимости от типа применяемой операции отклонения (впервые этот принцип классификации предложила группа «Мю»): 1) от знака (слова) — морфологические; 2) от грамматического кода — синтаксические; 3) от смысла — семантические; 4) от принципов мышления — логические.

Первый тип риторических фигур возникает на основе отклонений от морфологической нормы (знак, слово претерпевают частичные или полные преобразования, замены, деформации). Обозначим основные разновидности этого типа отклонений.

Эпентеза (вставка) — риторическая фигура, возникающая путем добавления в середине знака (произносимого слова) лишнего слова. Так, в русском просторечии говорят: «ндравиться », «радиво ». Художник может использовать эту фигуру для речевой характеристики героя или создания насмешливой, ироничной авторской речи. Это художественное средство применяется и в изобразительном искусстве, например при создании карикатурного портрета или шаржа.

Синонимия — при одном и том же означаемом составные элементы означающего заменяются другими. Так, в «Медном всаднике» А.С. Пушкин обычное словосочетание «холодное тело » заменяет поэтически выразительным «хладный труп ». К частным случаям стилистической синонимии относятся архаизмы — замена современного понятия устаревшим, вышедшим из употребления. В «Пророке» Пушкина читаем:

Перстами легкими как сон
Моих зениц коснулся он.

Использование элементов ордерной системы в современной архитектуре, отказ от перспективы в живописи — это тоже примеры архаизмов.

Неологизмы — вновь образованные слова. Например, с помощью неологизма «громокипящий кубок » Ф.И. Тютчев создает яркий поэтический образ в стихотворении «Весенняя гроза».

Риторической фигурой является и превращение текста в набор звуков , смысл которых не воспринимается, хотя звуки членораздельны. В этом случае избыточности речи не хватает и не происходит полноценного художественного общения, ибо редукция (возвращение к какой бы то ни было «нулевой ступени») оказывается невозможной; возникает заумь — слова, лишенные значения, как в стихотворении А.Е. Крученых «Высоты»:

Еую
иас
оа
оасиея
оа

Этот риторический прием — разрушение традиционной знаковой системы и создание новой — широко применяется в абстрактной живописи и в конкретной музыке.

Цитирование иностранных слов также может быть риторической фигурой. Хорошо известно ее использование Л.Н. Толстым в «Войне и мире». Художественно выразительны и другие «инородные» включения. Например, диалектизмы в «Тихом Доне» М. Шолохова, жаргон в «Конармии» И. Бабеля.

Стыковка разных языковых пластов происходит и при использовании эклектического стиля в архитектуре.

Каламбур — игра слов, использование для достижения художественной выразительности и комизма многозначности слов, омонимии (полное совпадение означающих при различии означаемых) или звукового сходства слов.

Как прием выразительности каламбур употребляется отнюдь не только в комедийном жанре. Прибегает к нему, например, М. Горький в одном из эпизодов своего романа-эпопеи «Жизнь Клима Самгина». Однажды товарищи высекли Бориса Варавку, сочтя его ябедником и доносчиком. Клим Сам-гин не любил Бориса. Поймав как-то «запоздалого жука и подавая его двумя пальцами Борису, Клим сказал:

— На, секомое.

«Каламбур , — пишет Горький, — явился сам собою, внезапно и заставил Клима рассмеяться ...».

В изобразительном искусстве каламбур обнаруживается, например, в некоторых картинах С. Дали, которые при разных ракурсах вглядывания прочитываются по-разному: люди на фоне старинного замка — бюст Вольтера.

Анаграмма — риторическая фигура, образующаяся путем перестановки на морфологическом уровне (букв в слове). Впервые употребил эту фигуру греческий грамматик Ликофрон (3 в. до н. э.). Примеры анаграммы: «ропот — топор »; а также такие псевдонимы, как Харитон Макентин — Антиох Кантемир .

Палиндром («перевертень») — обратные перестановки, фразы, строфы стиха, одинаково читающиеся в обоих направлениях (слева направо и справа налево). Примеры: «Я иду с мечем судия » (Г.Р. Державин) или в поэме В. Хлебникова «Разин»:

Сетуй утес
Утро чорту
Мы низари летели Разиным
Течет и нежен нежен и течет
Волгу див несет тесен вид углов
Олени синело

В известном смысле палиндромом в архитектуре можно считать храм Покрова на Нерли, стоящий прямо на берегу реки. Отражаясь в реке, он удваивается и зрительно воспринимается в единстве со своим обратным изображением в водной глади. Кроме того, этот храм имеет осевую симметрию и «одинаков» слева направо и справа налево.

Второй тип риторических фигур возникает на основе отклонений от синтаксической нормы (при этом автор воздействует на форму предложения, изменяет его грамматическую структуру). Нулевая ступень синтаксической нормы для этого типа риторических фигур опирается на грамматическую норму, определяющую структурные отношения между морфемами. Согласно выводам лингвиста Р.О. Якобсона, порядок слов во многих языках отражает логику содержания предложения: глаголы располагаются в соответствии с временной последовательностью событий, указывая на «главное действующее лицо сообщения», субъект доминирует над объектом. Нарушение этих «естественных» синтаксическо-грамматических особенностей сообщения имеет значение риторической фигуры.

Эллипсис — художественно-выразительный пропуск в речи частей предложения, которые в силу избыточности информации, заложенной в высказывании, подразумеваемы и могут быть мысленно восстановлены. Так, В.А. Жуковский в стихотворении «Певец во стане русских воинов» опустил глагол «превратим »:

Мы села — в пепел; грады — в прах;
В мечи — серпы и плуги.

Или другой пример. И.А. Крылов пишет: «Не тут-то: море не горит », а подразумевается выражение «не тут то было ».

Когда слово или другая элементарная значащая смысловая единица исчезает из фразы, изменяется ее интонация, что в письменном тексте выражается многоточием. Примером такой риторической фигуры в живописи может служить картина В.И. Сурикова «Утро стрелецкой казни», где нет самой сцены казни — налицо полное сюжетное сокращение.

Примером эллипсиса в драматургии может служить диалог Елены Андреевны и Астрова в пьесе А.П. Чехова «Дядя Ваня». Взволнованная речь персонажей отрывиста:

«Елена Андреевна. Нет... Уже решено... И потому я гляжу на вас так храбро, что уже решен отъезд...
Астров. Как странно... Были знакомы и вдруг почему-то... никогда уже больше не увидимся. Так и всё на свете... »

Чтобы можно было воспринять смысл текста, из которого что-то выброшено, избыточность этого текста должна быть достаточно велика для компенсации отсутствующего элемента.

Сокращение синтаксических знаков — риторическая фигура, сходная с асиндетоном (опущением союзов: «Пришел, увидел, победил... »). Впервые допустил исключение синтаксических знаков из поэтического текста французский поэт Г. Аполлинер. Позже эту риторическую фигуру стали применять многие поэты и прозаики. Но и при использовании этой риторической фигуры недопустимо нарушать границы избыточности, так как синтаксическая неопределенность вследствие сокращения знаков препинания может обернуться смысловой неопределенностью. В кино «знаки препинания» (наплывы, затемнения и т.д.) исключил из своего фильма «8/2» Ф. Феллини в кадрах перехода от реальных событий к воспоминаниям или воображаемым героем сценам. Это придало фильму дополнительную выразительность.

Амплификация — перечисление и нагромождение. Ярким примером этой риторической фигуры может служить следующая строфа из «Евгения Онегина» А.С. Пушкина:

Еще амуры, черти, змеи
На сцене скачут и шумят;
Еще усталые лакеи
На шубах у подъезда спят;
Еще не перестали топать,
Сморкаться, кашлять, шикать, хлопать;
Еще снаружи и внутри
Везде блистают фонари;
Еще, прозябнув, бьются кони,
Наскуча упряжью своей,
И кучера, вокруг огней,
Бранят господ и бьют в ладони:
А уж Онегин вышел вон;
Домой одеться едет он.

Амплификация используется в картинах И. Босха, С. Дали.

Силлепсис — риторическая фигура, возникающая путем художественно-выразительного нарушения правил согласования морфем или синтагм по роду, числу, лицу или времени. В. Гюго, например, принадлежат такие строки:

Просыпаешься утром, и вся семья
Вас обнимает и целует: мать, сестра, дочь!

Силлепсис как замену одного лица другим можно найти в «Очерках бурсы» Н.Г. Помяловского. Один из бурсаков, Петр Тетерин, так расписывается в получении казенных сапог: «Петры Тетенры получили сапоги ».

В театре дополнительный художественный эффект возникает от исполнения детской роли актрисой-«травести», женских ролей — мужчиной или мужских — женщиной.

Хиазм — это риторическая фигура, которая задает определенный порядок в одном предложении, а в другом возникает его обратная (зеркальная) симметрия; композиционная фигура, в которой из двух предложений, построенных на синтаксическом параллелизме, второе предложение строится в обратной последовательности членов. Вспомним пушкинские строчки:

Секреты великих ПОЛИГЛОТОВ: языковой БАРЬЕР и ТВОРЧЕСТВО

Шушпанов Аркадий Николаевич

Перед человеком, который выбрал заниматься серьезным, творческим Делом, стоит немало барьеров. Один из них - языковой . Как преодолеть его быстрее?

Опыт знаменитых полиглотов собран и систематизирован всего в несколько принципов. Каждый, прочитавший книгу, пользуясь ими, может, как из конструктора, составить личный метод изучения языка .

Книга адресована читателям, перед которыми встала задача освоить иностранный язык, а также интересующимся вопросами творчества.

Чем меньше женщину мы любим,
Тем легче нравимся мы ей...

Здесь первое предложение построено по схеме: «подлежащее — сказуемое», а второе наоборот — «сказуемое — подлежащее».

Параллелизм — одна из строк по своему синтаксическому построению повторяет другую. В «Размышлениях у парадного подъезда» Н.А. Некрасов пишет:

Что тебе эта скорбь вопиющая,
Что тебе этот бедный народ?

Риторическая фигура тмезис возникает, когда обычно тесно связанные друг с другом морфемы или синтагмы разделяются другими, вставленными между ними элементами. В. Гюго, например, в стихотворении «Король неблагодарный» пишет:

Ты повелел в своей гордыне, —
Стыдись! — чтоб день и ночь тебя
Монах твой славил по-латыни
И по-кастильски — твой судья.

Или у А.А. Блока в стихотворении «Унижение» читаем:

В желтом, зимнем, огромном закате
Утонула (так пышно!) кровать..

Тмезис в кино выражается в виде неожиданной монтажной вставки между двумя связанными эпизодами, а в живописи возникает при некоторых видах коллажа и карикатурного изображения.

Инверсия — проявляется в изменении порядка подлежащего, сказуемого, обстоятельств времени и места, а также при сходных операциях, касающихся таких пар, как «глагол — наречие» или «существительное — прилагательное в роли определения»:

О, печальна, печальна была моя душа (П. Верлен).

Инверсия, хиазмы и другие риторические фигуры, построенные на «игре» порядком и расположением слов или других знаков, позволяют создать ощущение речевого пространства, помогают реципиенту ощутить знаковую систему данного искусства. На этой основе возникают художественные поиски, подобные «топографическим опытам» С. Малларме, Г. Аполлинера, М. Бютора.

Риторические фигуры второго типа в специфически преломленном виде находят применение и в других художественно-коммуникативных системах, например в кинематографе.

Риторические фигуры третьего типа (тропы) — строятся на основе «семантических сдвигов» , замены одного смыслового содержания другим, отклонения от «нулевого смысла». В тропе изменяется основное значение знака, слову приписывается значение, не совпадающее с его прямым значением. Троп изменяет содержание слова, сохраняя частичку его первоначального смысла. Такого рода смысловые риторические операции опираются на то, что всякое явление может быть разделено по двум основаниям: 1) составные части явления: река — исток, русло, устье; 2) разновидности явления: река — равнинная, горная, подземная. Эти два коренных смысловых взаимоотношения лежат в основе тропов, к которым, по словам Р.О. Якобсона, предрасположены реалистические школы искусства.

На основе перехода от частного к общему, от части к целому, от меньшего к большему, от вида к роду возникают риторические фигуры синекдоха и антономазия. Обобщающая (расширяющая) синекдоха — употребление большего вместо меньшего. Например, о людях говорят: «простые смертные », однако это выражение правомерно применить и к животным. Обобщающая синекдоха придает речи философичность. Сужающая синекдоха — употребление меньшего вместо большего. Например, в «Медном всаднике» А.С. Пушкина слово «флаги » употребляется вместо словосочетания «торговые корабли под национальными флагами »: «Все флаги в гости будут к нам... ». Сужающая синекдоха возникает в поэтической речи и тогда, когда единственное число заменяет множественное. Например, в поэме Пушкина «Полтава»: «Швед, русский — колет, рубит, режет ».

В кинематографе синекдоха как риторическая фигура применяется при крупных планах («блоу-ап»), когда часть предмета как бы олицетворяет его целое (изображение орудий — образ броненосца «Потемкин» в одноименном фильме С. Эйзенштейна). В скульптуре бюст, а в живописи портрет часто предстают как синекдоха.

Антономазия — замена имени лица предметом, к нему относящимся, или нарицательного имени — собственным. Так, в «Моцарте и Сальери» А.С. Пушкин называет Микеланджело «создатель Ватикана », а в одном из стихов врача именует эскулапом.

Одна из главных риторических фигур на службе поэтики и эстетики — метафора — установление в художественном сообщении смысловой связи по сходству, изменение смыслового содержания слова (шире — вообще знака), отсылка и к прямому, и к переносному его значению. По образному выражению группы «Мю», метафора — это маленький смысловой скандал. Как «перенос наименований по аналогии », она служит мощным фактором обогащения понятий. Базой для создания метафоры является сходство, проявляющееся в пересечении двух значений слова или другого знака. Группа «Мю», определяя генеральный троп риторики, замечает, что «метафора приписывает объединению двух множеств те признаки, которые, строго говоря, присущи только пересечению этих множеств... Метафора... как бы раздвигает границы текста, создает ощущение его «открытости», делает его более емким». При этом группа «Мю» выявляет наличие изобразительных метафор в живописи. Ярким примером метафоры в литературном тексте может служить образное определение человека, предложенное Б. Паскалем: «Человек — всего лишь тростник, слабейшее из творений природы, но он — тростник мыслящий » .

Сближая разные предметы, метафора помогает лучше описать один из них. Не случайно она часто оформляется при помощи союзов «как », «подобно », «словно », способствующих сравнению и установлению похожести или тождества. Таковы стереотипные сравнения: «ясный как ден ь», «один как перст ».

Риторические фигуры в известном смысле «ложны», и заключенное в них отождествление никто не принимает буквально. Пример такой «ложной», но выразительной метафоры — строчка Г. Гейне:

Так сухо во рту, будто солнце я съел...

Интересные соображения о природе метафоры высказал в свое время поэт И.Л. Сельвинский на семинаре по поэтическому мастерству в Литературном институте им. М. Горького СП СССР, участником которого был автор этих строк. Сельвинский отмечал существование метафор восточного и западного типов, принадлежащих к разной художественной традиции. Восточная традиция предполагает, как правило, одну точку сходства между сравниваемыми предметами. Например, сказать «девушка стройна, как телеграфный столб » в рамках восточной традиции, считает Сельвинский, вполне допустимо. В традициях же русской и в целом европейской поэзии метафора должна нести по меньшей мере три точки сходства с сопоставляемыми явлениями. Следуя этой традиции, правомерно сказать: «девушка как березка». Схожесть здесь в том, что оба сравниваемых объекта стройны, молоды, гибки, по-весеннему свежи и радостны.

Рассуждения И.Л. Сельвинского ценны тем, что на примере метафоры показывают отношение риторических фигур к глубинным структурам художественного мышления, фиксируя такой важный его параметр, как национальное своеобразие. Особенности выразительной метафоры европейской традиции Сельвинский показывал, используя фразу, описывающую спрятанную на лето в марлевый чехол люстру: «Люстра была как кокон ». Здесь есть три вида сходства: внешнее — белая оболочка, внутреннее — в оболочке заключено нечто, бытийное — временность состояния, которое будет изменено, и внутреннее обнаружится и оживится.

У Эсхила читаем: «Да не испытаем мы то, из-за чего — великие страдания, ради чего — великое море пропахано мечом ». Анализируя эту метафору, литературовед О. Фрейденберг пишет: «Образ «пахать мечом» уводит к мифологии: известно семантическое тождество земледельческих и военных орудий. Великое море, пропаханное мечом, — это то море, по которому отплыл Парис с Еленой в Трою, море любви, вызвавшее войну народов.

Мифологические образы продолжают говорить своим конкретным языком. Но они же «иносказуют» сами себя, давая понятийный смысл: «Да избежим мы пагубных последствий любви». Античное «инакое оказывание» заключается в том, что образ, не теряя своего характера (пропахать мечом море), получает смысл, который вовсе не соответствует его смыслу (гибельные результаты страсти). Этот новый смысл начинает передавать семантику образа «инако», по-другому, совсем в ином умственном плане — отвлеченно, словно мысль читает одно, а говорит другое » .

М. Пруст считал, что метафора — привилегированное выражение глубокого поэтического видения, придающее стилю «род вечности». Подтверждением этой мысли может служить пример кинематографической метафоры из фильма А. Рене «Хиросима, любовь моя»: вначале зритель видит тело убитого японца, его руки раскинуты, это изображение монтажно сопоставляется с изображением тела солдата немецко-фашистской армии, лежащего в таком же положении. Можно вспомнить и другие кинометафоры: у С. Эйзенштейна в «Стачке» виды бойни, введенные в эпизод нападения полиции, или у Ч. Чаплина в «Новых временах» кадры, изображающие баранье стадо, монтажно вклинены в картину толпы. Примерами метафоры в монументальной скульптуре могут служить сфинкс, сопрягающий человека и льва, и кентавр, сопрягающий человека и лошадь.

Об общеэстетической всеобщности риторических фигур говорит определение архитектуры как метафоры из камня, данное итальянским теоретиком риторики и поэтики XVII в. Э. Тезауро.

Метафора — королева риторических фигур — нашла свое место и в системе индийских риторик и поэтик в фигуре рупака («придающая вид»)178. И неудивительно, потому что индийская поэзия метафорически насыщена. Так, в «Калидасе» мы читаем: «Твои пальцы — стебли, блеск ногтей — цветы, руки — лианы, и вся ты — весенняя красота, открытая нашему взору ». Различения рупака и метафоры, которые намечает в своей работе П. Гринцер, недостаточны для того, чтобы не признавать эти фигуры соответствующими друг другу, тем более если исходить из широкого понимания метафоры, предложенного при классификации риторических фигур группой «Мю».

Близкой к метафоре риторической фигурой является сравнение — выявление общего признака при сопоставлении двух явлений. Например, у А.С. Пушкина в стихотворении «Анчар» встречается такое сравнение:

Анчар, как грозный часовой,
Стоит — один во всей вселенной.

Монтажное сопоставление-сравнение часто применяется в киноискусстве.

Метонимия (буквально переименование) — установление связи между явлениями по смежности, перенесение свойств предмета на сам предмет, при помощи которого эти свойства обнаруживаются, иносказательное обозначение предмета речи. Так, у А.С. Пушкина «шипенье пенистых бокалов » заменяет пенящееся вино, налитое в бокалы. В метонимии следствие может заменяться причиной, содержимое — емкостью, в результате чего происходит перенос названия на основе смежности значений. Например, порой материал, из которого сделана вещь, заменяет обозначение самой вещи. У А.С. Грибоедова Фамусов вспоминает: «Не то на серебре, на золоте едал ».

Французский исследователь риторики Дю Марсе раскрыл разницу между метонимией и синекдохой. Первая, как он считает, предполагает сопоставление существующих независимо друг от друга предметов («при метонимии заменяемое и заменяющее понятия не имеют общей семантической части »), а вторая — риторическое сопряжение предметов, составляющих некоторое единство и соотносящихся как часть с целым.

Исследователи отмечают также существование метонимичных эпитетов («Светило дневное блистает » — М.В. Ломоносов), метонимических перифраз («Великая Петрова дщерь » — М.В. Ломоносов).

Метонимический характер имеют гербы и другие символические знаковые образования (герб — метонимия государства). Коллаж в живописи порождает метонимические взаимоотношения приклеенной детали к нарисованной части полотна. Об этом пишет Ю.М. Лотман: «Нарисованные и приклеенные объекты принадлежат к разным и несовместимым мирам по признакам: реальность / иллюзорность, двухмерность / трехмерность, знаковость / незнаковость и проч. В пределах целого ряда традиционных культурных контекстов встреча их в пределах одного текста абсолютно запрещена. И именно поэтому соединение их образует тот исключительно сильный семантический эффект, который присущ тропу ».

Оксюморон — тесное соседство в синтагме двух знаков или слов с противоречащими значениями, прямое соотнесение и совмещение контрастных, казалось бы, несовместимых признаков и явлений. Таковы «черное солнце » в финале «Тихого Дона» М.А. Шолохова или «великолепие бесстыдства » — емкая характеристика женщины легкого поведения в романе У. Фолкнера «Город».

Повтор — повторение звуковое, знаковое (словесное), синонимическое осуществляется во имя художественно выразительных, эмоционально внушающих и логически убеждающих целей. Повтор придает художественному высказыванию усиление, изменение и приращение смысла. Таков, например, повтор у А.С. Пушкина:

Еду, еду в чистом поле;
Колокольчик дин-дин-дин...
Страшно, страшно поневоле
Средь неведомых равнин!

В фильме Л. Буньюэля «Скромное обаяние буржуазии» в снах разных действующих лиц многократно повторяется одна и та же сцена приема гостей. Затем эта сцена осуществляется наяву.

Риторической фигурой повтора в архитектуре является, например, колоннада крыльев Казанского собора в Ленинграде.

В санскритской поэтической культуре риторической фигуре повтора соответствует фигура авритти, имеющая три разновидности: повторение слов с изменением смысла, повторение смысла с изменением слов и повторение и слов и смысла.

Четвертый тип риторических фигур возникает на основе отклонений от логической нормы. Для фигур этого типа «нулевым уровнем» может быть «протокольная» речь, удостоверяющая истинность фактов, оспариваемых риторической фигурой. Риторические фигуры четвертого типа строятся на основе сознательного использования полисемии (многозначности слова или знака) в художественно выразительных целях.

Антитеза — противопоставление различных, резко контрастных явлений. Она строится по логической формуле «А не есть не А ». Антитеза особенно выразительна, когда складывается из метафор. К такой антитезе прибегает, например, Г. Р. Державин в стихотворении «Бог»:

Я царь — я раб — я червь — я бог!

Наложение — употребление слова одновременно в прямом и в переносном, «фигуральном», значении. Наиболее распространенной его формой является наложение, которое основывается на двух значениях слова, выраженных в одном его употреблении. Так, у В. Гюго читаем:

И вспоминают вас, перебирая пепел
Своего очага и сердца своего!

Специфика наложения заключается здесь в том, что выражение «пепел сердца своего» воспринимается метафорически. В то же время читатель при восприятии текста принимает во внимание прямое значение слова «пепел» в контексте «пепел своего очага».

Наложение как риторическая фигура присутствует и в других видах искусства, например в кинематографе, в кадрах, снятых с двойной экспозицией. При этом одно изображение накладывается на другое и образует новую мысль, не заключенную ни в одном из взаимодействующих изображений.

Количественный (преувеличивающий) характер риторических фигур присущ гиперболе . Римский оратор и теоретик красноречия М.Ф. Квинтилиан определял гиперболу как уместное отступление от истинного положения вещей. Она предполагает предельное увеличение действия, свойств, размеров предмета в художественно выразительных целях. Когда Н.В. Гоголь утверждает в «Тарасе Бульбе», что „редкая птица долетит до середины Днепра ", он пользуется гиперболой как риторической фигурой организации художественной речи. Иногда гипербола предстает в сочетании с метафорой («Этот кот — тигр »). Среди древнеиндийских риторических фигур (аланкар) имеется фигура, сходная с восходящей к античным риторикам гиперболой, — это атишая (преувеличение) и ее разновидность — атишайокти (преувеличенное высказывание). Эта фигура рождается при желании описать какое-либо свойство (субъекта), выходящее за пределы обыденного. Так, блеск и белизна женских одежд и женского тела, неразличимые в сиянии лунного света, образно передается в «Калидасе» с помощью этой риторической фигуры: «Когда в венках из белого жасмина, намазав тело сандаловой мазью, в платье из льна женщины идут на свидание, их нельзя различить в лунном свете ».

Но чтобы не нарушить эстетическую меру в искусстве, как верно замечал Псевдо-Лонгин, художнику «необходимо знать предел, до которого в каждом отдельном случае можно довести гиперболу ».

Примеры гиперболы в архитектуре: грандиозная пирамида Хеопса, ибо для практической цели захоронения и мемориальной фиксации могилы достаточно холмика или склепа; гипербола входных ворот — триумфальная арка одновременно символизирует величие деяний тех, в честь кого она создана.

В литоте также проявляется количественный, но уже преуменьшающий характер риторических операции. Литота уменьшает явление, говорит о меньшем, чтобы сказать о большем. Литотами являются: миниатюра — в живописи, избушка на курьих ножках — в архитектуре.

Доведенная до предела, литота превращается в молчание (лучший способ сказать меньше — вовсе ничего не сказать). Молчание может носить и гиперболический характер: от сильной эмоции речь обрывается молчанием, а письменный текст — многоточием. Внезапное прекращение речи — обрыв или прекращение временное — приостановка. Во временных видах искусства приостановка может выражаться не только в молчании, но и в стоп-кадрах (киноискусство) или в немой сцене (театр). Широкоизвестный пример такого молчания — немая сцена в комедии Н.В. Гоголя «Ревизор». Жандарм сообщает о приезде подлинного ревизора, и далее следует авторская ремарка: «Произнесенные слова поражают как громом всех. Звук изумления единодушно излетает из дамских уст; вся группа, вдруг переменивши положение, остается в окаменении».

Аллегория — иносказание, перенос значений одного круга явлений на другой, перенос по сходству от буквального значения к небуквальному значению суждения, мысли или целой системы суждений. Так, в «Слове о полку Игореве» игра Бояна на гуслях передается через аллегорию:

Тогда пускались десять соколов на стадо лебедей;
Чей сокол долетал — того и песнь прежде пелась:
Старому ли Ярославу, храброму ли Мстиславу...
(перевод В. Жуковского).

В финале фильма И. Бергмана «Седьмая печать» в традиционно-аллегорическом виде (скелет с косой) героям является смерть и уводит их из жизни. А в «Земляничной поляне» того же режиссера аллегорией конца времен во сне больного героя предстает циферблат уличных часов без стрелок.

В басне аллегорическое отклонение от логической нормы происходит посредством олицетворения (король — лев) или через сужающую синекдоху (хитрец — лиса, труженик — муравей).

Эвфемизм — замещение грубого, запретного, неприличного или излишне резкого выражения более мягким, более приемлемым этически, социально, эстетически. При этом смысл эвфемизма сохраняется, но к нему добавляются случайные смысловые оттенки. Так, в одном из стихотворений Е.А. Баратынский для обозначения «могилы», «того света» употребляет менее резкое выражение «обитель ночи», достигая тем самым большей художественной выразительности.

Фигура эвфемизма широко применяется и в кинематографе.

У древних народов среди табу были запреты упоминать то или иное явление, поэтому приходилось давать понятия о них с помощью аллегорических выражений или эвфемизма. Можно предположить, что аллегория и эвфемизм — древнейшие риторические фигуры, возникшие еще до развития собственно художественного сознания.

Антифразис отличается от иронии отсутствием комедийного начала в критике. Пример этой риторической фигуры, когда о достойной сожаления точке зрения говорят: «Хороша позиция! »

Отрицание — риторическая фигура, используемая для образной характеристики явления «от обратного», путем сообщения, чем оно не является. Например, М.Ю. Лермонтов так характеризует своего лирического героя:

Нет, я не Байрон, я другой,
Еще неведомый избранник,
Как он, гонимый миром странник,
Но только с русскою душой.

Применяя риторические фигуры четвертого типа, авторы художественного текста, сознательно нарушая логическую связь и даже порой издеваясь над логикой реальности, в известном смысле воздают ей должное, ибо пользуются избыточностью информации о ней. Например, «нож без лезвия, у которого не хватает ручки » (Г.К. Лихтенберг) — это предмет, существующий только в языке, посредством которого мы получаем возможность видеть особую реальность.

Риторические фигуры дают такое парадоксально-неожиданное сцепление исходных знаков, слов, при котором происходит диалектический скачок и возникает качественно новая мысль, прямо не содержащаяся ни в одном из исходных знаков и не возникающая из их простого внериторического сложения.

Придавая глобально-философское, вселенско-бытийное значение риторическим фигурам, Тезауро полагал, что они составляют саму основу механизма мышления той гениальности, которая одухотворяет и человека, и Вселенную. Эти идеи находят продолжение в современных взглядах на риторику, в результате чего собственно художественное значение риторических фигур недооценивается. Верно отмечая наличие тропов в науке, Ю.М. Лотман делает расширительный вывод, что они «принадлежат творчеству вообще »: «...тропы являются не внешним украшением, некоторого рода апплике, накладываемым на мысль извне, — они составляют суть творческого мышления... сфера их также шире, чем искусство. Она принадлежит творчеству вообще. Так, например, все попытки в построениях пространственных физических моделей элементарных частиц и пр. являются риторическими фигурами (тропами). И точно так же, как в поэзии, в науке незакономерное сближение часто выступает в качестве толчка для формулирования новой закономерности ».

В целом это верно, но с той лишь оговоркой, что в науке тропы и риторические фигуры — дополнительное, необязательное средство. В искусстве же они непременны, они «сама суть», фигуры именно образного, а не всякого креативного мышления.

Сила риторических фигур в том, что, являясь носителями понятийного смысла, они в то же время имеют зрительную природу. Тем самым именно риторические фигуры создают в нашем мышлении «мост», перемычку между деятельностью левого и правого полушарий, одно из которых обеспечивает понятийное, а другое — зрительное, конкретно-чувственное мышление. Эта двойственность, амбивалентность риторических фигур (понятийность и «зрительность», представимость, конкретно-чувственность) и позволяет им жить и в вербальных (прозе, поэзии), и в изобразительных искусствах (живописи, скульптуре), а также в других его видах, построенных на взаимодействии зрительного и вербального начал (театр, кино и пр.). Через интонационную сторону своей вербальной природы и через близость конкретно-чувственной ее стороне риторические фигуры оказываются значимыми и для музыкального мышления.

«В системе поэтического языка фигуры и тропы являются основными узлами, в которых сосредоточено энергетическое напряжение стилистического тела текста », — справедливо замечает М.Я. Поляков. Для прочтения риторических фигур главное — понять, какое переносное значение получает данное знаковое образование в данном контексте.

Итак, художник с помощью указанных четырех типов риторических фигур нарушает «нулевую ступень» речи, создавая таким образом художественную речь, передающую художественный смысл и несущую специфически эстетическое воздействие».

Борев Ю. Эстетика.